Выбрать главу

Раздеваясь, Лиза заметила дырку на чулке. Она достала иголку, воткнула ее в край подушки, вдела быстро нитку и принялась штопать. На соседней постели Нина, сняв протез, юркнула под одеяло. С наслаждением вытянулась, устроилась поудобнее. Спать еще не хотелось. Она повернулась в сторону Лизы и невольно залюбовалась ею. Расплетенные волосы мягко легли на плечи девочки. Губы по-детски полуоткрыты. Видна полоска белых ровных зубов. Глаза внимательно следят за иголкой. Надев чулок на круглую палку и прижав его коленкой, Лиза одной рукой быстро кончила штопку. Заплела распустившуюся косу и легла.

— Вета, я не могу понять, как ты одной рукой можешь всё так хорошо и скоро делать?

Лиза засмеялась.

— А мне всегда хочется спросить тебя, Ниночка, неужели возможно так легко и быстро ходить на протезе? И как это выходит у тебя?

— Я же привыкла!..

— Вот и я тоже, — улыбаясь, сказала Лиза. — Мне было три года, когда я потеряла руку.

— Как это?.. — начала Нина и остановилась, вспомнив, что подруга не любит говорить о своем несчастье. Лиза лежала молча. Казалось, что она нарочно притворяется спящей. Неожиданно она заговорила:

— Я хорошо помню этот день, хотя была совсем маленькая. Жили мы за городом. Около дома — большой сад, куда меня пускали одну. Летом я целые дни проводила там. Однажды прибежал девятилетний двоюродный братишка. Он стащил у отца ружье и отправился охотиться. Увидев меня, крикнул: «Я тебя застрелю!». Я не поняла его слов, но инстинктивно подняла руку. Он спустил курок. Что было потом, — не помню. Знаю, что долго лежала в больнице. Когда привезли меня домой, мама всё плакала. А мне так неловко было с одной рукой…

— А как ты сюда попала?

Лиза долго не отвечала. Видимо, в ее памяти возникали, картина за картиной, годы детства. Потом, словно подводя итоги, она спокойно сказала:

— Ты спрашиваешь, как я попала сюда? Да как все: из больницы. В блокаду мама всё готова была отдать мне. Себя совсем забывала… Сберегла меня, а сама погибла… и папа тоже… Я после их смерти заболела и долго лежала в больнице. Когда привезли сюда, Тамара Сергеевна, как мать, приласкала меня. Первое время даже брала на праздники к себе. И товарищи помогли мне справиться с горем. Они такие же сироты, как я. Теперь я так привязалась к Тамаре Сергеевне и детдом считаю своей семьей. Вот и всё!..

Лиза закуталась в одеяло и закрыла глаза.

Надя, проведя сбор, торопилась домой. Ей надо еще позаниматься. Варя аккуратно является по воскресеньям и не дает пощады своей приятельнице. Надя даже немного побаивается ее и выкраивает часы для занятий. А времени у нее совсем мало. Зато работа в детдоме идет хорошо… Девушка задумалась. Ей хочется еще лучше и содержательнее сделать жизнь детей. Она привязывается к ним всё сильнее.

«Надо завтра… Да, завтра же воскресенье, Варя придет! А я к геометрии еще не прикоснулась и задач по алгебре не решала… И так спать хочется! Лучше пораньше встану…» — Едва коснулась головой подушки — заснула.

В шесть часов утра она уже сидела за учебниками. На свежую голову не только сделала всё намеченное, но и повторила плохо усвоенное ею накануне.

Довольная встретила Варю. Они сели заниматься. В это утро почему-то всё у них спорилось. Кончили раньше обычного, и Варя сказала:

— А сейчас собирайся к нам! Сегодня день моего рождения. Только пойдем через парк, погуляем; хорошо?

Занятая с утра до вечера, Надя мало обращала внимания на окружающее. Только сейчас, в парке, она заметила, что снег уже тает, а солнышко греет по-весеннему. Варя, смеясь, пошла по насту. Провалилась!..

— Давай пробежимся по дорожке!

Деревья стоят темные, влажные. Около них — розетками проталинки. Носятся стайками воробьи, и трамваи звенят так, как бывает только весной. Девушки вперегонки бегут по аллее. Беспричинно смеются. А небо — синее, синее!.. И будто ленинградцы сегодня веселее, радостнее, чем обычно. А сколько ребят!

Подружки вышли на Невский.

— Кино!.. Пойдем?

— Что ты! Еще рано.

— Нет, уже открыто! — и Варя тащит Надю, покупает билеты.

Девушки сразу находят свои места.

— Надя, повернись! На тебя кто-то глядит… Вон там, в углу!.. Ты его знаешь?

В это время потушили свет, и девушки, забыв обо всем, следят за картиной.

Сеанс кончился. Подруги торопятся к выходу.

— Пойдем скорее! Мама, наверно, сердится. У нее пироги остынут!..

Кто-то их останавливает:

— Надя, это ты… вы?..

Девушка смотрит на стоящего перед ней высокого юношу.

— Не узнаете?.. Вячеслав Жуков… В школе…

— Славка! Какой же ты большущий вырос!

Надя знакомит с Вячеславом подругу:

— Это мой школьный товарищ. Как он изменился! В плечах — косая сажень! А почему военная форма?

— Бывшая. Видишь ведь, без погон. Гражданской одеждой я еще не обзавелся. А ты не меньше меня изменилась, Надя. Совсем взрослой выглядишь… Да и командовать научилась. Помнишь, как стену ломали около парткабинета?

— Еще бы! — засмеялась Надя. — Ты сидел верхом на стене и старательно выдирал кирпичи. Весь покрылся известкой, даже волосы седыми казались. Я кричала тебе снизу, а ты ничего не слышал.

— Славно мы тогда поработали!

Варя подумала, что старых друзей лучше оставить одних: «Наверно, о многом им надо поболтать! Всё равно они быстро идти не смогут; будут вспоминать».

— Надя, я побегу домой, а ты приходи через час. Смотри, не опоздай!

Варя не позвала Вячеслава к себе. Ей хотелось этот день провести вдвоем с подругой.

Надя пришла не через час, а значительно позже. Варя ожидала ее с нетерпением. Они торопливо пообедали и побежали в театр на «Лебединое озеро».

Первый раз в жизни Надя видела балет. Она следила за каждым движением Одетты и Принца. Музыка Чайковского покорила, очаровала девушку.

Вернувшись из театра, Надя долго не могла заснуть. Было так много впечатлений. Тянуло поделиться с кем-то близким, дорогим, рассказать о виденном и пережитом. Кому же другому, кроме Люси, она могла доверить свои мысли?

Проходили часы, а Надя писала страницу за страницей. Кончила. Заклеила конверт, написала Люсин адрес. Было уже поздно, но спать не хотелось. Надя лежала с открытыми глазами. Вспоминала, как они с Люсей в колхозе, проговорив полночи, засыпали, забравшись в стог сена…

Утром она проспала, даже без чая убежала. У калитки детдома столкнулась с Лизой. Та торопилась в школу и на ходу крикнула:

— Мы вас вчера весь день ждали, Надежда Павловна! Хотели предупредить: наша шапочная мастерская закрывается. Давайте займем ее помещение и сделаем там пионерскую комнату!

Лиза убежала. Предложение ребят понравилось Наде. Она представила себе, как можно улучшить, оживить пионерскую работу, имея отдельное помещение. Но сейчас же подумала: «Не дадут комнату! Она нужна для учебной части. Ни за что не уступят!.. А может, и дадут?.. Комната длинная, узкая, с одним окном. Для классных занятий неудобна…»

Ребята рассеяли сомнения Нади. Они уже всё обдумали, выработали план действий и заявили своей старшей пионервожатой:

— Без комнаты нам невозможно! Помещение шапочной мастерской должны передать пионерам!

— Мы умрем, а отстоим его! — заявил Коля, грозно выступая вперед.

— Да ты, кажется, серьезно собираешься драться? С кем же? — улыбаясь, спросила Надя.

Ребята засмеялись, но снова озабоченное выражение сменило улыбку на их лицах.

— Надежда Павловна, ждать нельзя! Надо немедленно идти к Тамаре Сергеевне!

— Скорее идемте, пока не пришел завуч! — зашумели дети.

В это время Надю вызвали к директору. Пионеры бросились за ней.

— Нельзя! — остановила их Надя. — Если понадобится — я вас позову.

— Неужели мы проворонили комнату? — с тревогой сказала Маша.

Больше всего пионеры боялись, что освободившуюся мастерскую займет завуч. Тихон Александрович недавно поступил в детдом. Небольшого роста, со впалыми щеками, он горбился, как старик, хотя ему было не больше сорока лет. Он мало говорил и часто погружался в глубокую задумчивость. Если к нему обращались в такую минуту, он словно просыпался. Оживлялся только на уроках. Преподавал он русский язык. Объяснял всё просто, понятно и всегда добивался, чтоб ученик усвоил пройденное. За короткое время ребята значительно лучше стали знать предмет. Всё же их пугала замкнутость нового завуча. Он никогда не бранил учеников, но и не хвалил. Словно не замечал их.