Вывести Семилетова из себя было невозможно: и с друзьями, и с арестованными он был одинаково холодно вежлив. С арестованными, впрочем, лишь до тех пор, пока они не начинали ему перечить и "строить из себя невинных ягнят". Друзей как таковых у него вообще-то и не было, потому что дружба подразумевает прежде всего доверительность, а кто бы стал доверяться змее…
Среди коллег Семилетов считался мастером по раскрытию всевозможных заговоров – и где он их столько находил?!
Дело, попавшее сейчас к нему, было сложным ещё и оттого, что в него оказался замешанным один из руководителей государства. Не мог же следователь, пусть даже такой важной организации, как ОГПУ, допрашивать наркома?! Но Акинфий находил выход и из более запутанных ситуаций. Поэтому он послал Льву Давидовичу вежливое письмо с просьбой (не с требованием же!) прояснить некоторое обстоятельства этого сложного дела и даже приложил копии основных документов. В конце концов, уже одно обстоятельство требовало особого к нему отношения – был злодейски убит офицер Реввоенсовета. О своём мнении, что это могло быть обычное сведение счетов между сообщниками, Семилетов, естественно, не сообщил.
Если идти по этому пути дальше, в конце его вырисовывался отличный заговор! Но впервые за годы своей работы в "чрезвычайке" Акинфий заколебался – заговор заговору рознь! Если обвинить в нем офицеров высшего органа страны, такие круги по воде пойдут, самому Акинфию Семилетову может не поздоровиться. Схарчат, и глазом не моргнут, потому что слишком много знает!
Троцкий прислал собственноручно написанное письмо, в котором он отвечал на все вопросы следователя и благодарил его за присланную информацию. Он сообщил – будто почувствовал! – что в преданности кавторанга Романова не сомневается, как и в том, что Рагозин Савелий Николаевич не мог отправиться вместе с ними, так как накануне отъезда полковник бесследно исчез из своей квартиры на Тверской.
Посыльный, отправленный с пакетом к поезду, на котором уезжал Романов с товарищами, в штаб не вернулся. И вообще, живым его больше не видели. Впрочем, мёртвым тоже.
Лев Давидович любезно сообщил содержание запечатанного в пакете предписания офицеру Романову Александру быть ответственным за проведение операции, так как другого командира в их группе не будет.
Там же вниманию следователя предлагался словесный портрет настоящего полковника Рагозина. При самом беглом ознакомлении с ним становилось ясно, что речь идёт о совершенно разных людях. Отдельно была приложена справка об отличительных приметах Рагозина, на случай, если в их ведомстве появится неопознанный труп. Семилетов и сам бы догадался это сделать. Он вызвал приданного ему в помощь молодого лейтенанта и приказал связаться на этот предмет с уголовным розыском. Ответ не заставил себя ждать – у розыскников действительно "висел" труп с аналогичными приметами. Причина смерти – колотая рана в спине…
Семилетов разложил перед собой веером документы дела и принялся думать. О заговоре приходилось забыть, хотя начали же офицеры самостоятельно искать клад, не поставив в известность соответствующие органы – тут, как минимум, преступное легкомыслие, игра на руку врагу! Драгоценности-то тю-тю? Небось на огромные тысячи! Впрочем, об этом можно только гадать.
Получалось, что враг действовал в одиночку. Ну хорошо, этого лже-Рагозина он подаст в розыск. А помощник?
Нельзя ему, следователю Семилетову, не отыскать в этом запутанном клубке хотя бы одной нити!
Но это Акинфий только думал так красиво – про запутанный клубок, на самом деле распутывать нити он не умел. Да и не хотел. Это вам не ювелирный магазин брать! Риск, конечно, но зато каков результат! А здесь возишься со всякой нечистью – нужно ли? Сам его начальник товарищ Петерс говорил, что большевикам некогда суды устраивать!
С лупой пусть угрозыск ползает. У политуправления свои методы, и насчет признания обвиняемых они гораздо эффективнее.
Он, как всегда, оказался прав: жительница кубанского хутора Копанского Глафира Тимофеевна Рубайло на очередном допросе в ОГПУ призналась в преступном сговоре с… – тут получался прочерк, потому что обвиняемая не знала подлинного имени своего сообщника, выдававшего себя за полковника Красной Армии Рагозина Савелия Николаевича. По замыслу лже-полковника Глафира должна была отравить одного из офицеров, выполнявших важное правительственное задание. Что она и сделала, подсыпав в борщ – тут Акинфий чуть было не поставил ещё один прочерк: в самом деле, откуда в глухой деревне яд? – порошок, переданный ей сообщником.