– Извини, я погорячился!
– Ничего, я понимаю.
Что она понимает? Что все эти пять лет он не знал покоя? Ждал, что взбунтуется, всё бросит, хлопнет дверью, а он… Он уже не сможет без неё жить!.. Какая там подруга! Незачем по прошествии стольких лет расковыривать рану! А вслух он спросил:
– Которая из них – синеглазая или аристократка?
– Если хочешь, аристократка, её Ольгой звали…
– Предлагаешь найти Флинта и расспросить?
– А разве для тебя это невозможно?
Что-то этакое прозвучало в её голосе: недоверие, сомнение или пренебрежение? Ох, не любил он в женщинах подобных неясностей! В них всё должно быть просто: скромность, преклонение перед мужчиной, покорность и… некоторая глуповатость, которая умиляет и вызывает желание их защищать…
Главное, Дмитрий пока не решил для себя, нужна ли ему вообще встреча с Флинтом? А если Сашка донесёт на него? Вряд ли, у самого рыльце в пушку. Они друг с другом крепкой веревкой связаны… Судя по настроению Катерины, она не отстанет, пока о своей Ольге подробности не разузнает. Может, просто сказать, что она погибла? Случайная пуля? Не поверит… К тому же он просто не помнит фамилию Флинта. Флинт и есть Флинт… Вспомнил: друзья смеялись, что Сашка – внебрачный сын царя, его фамилия Романов…
Первое дело Дмитрию вручил сам Петерс.
– Разберитесь, Дмитрий Ильич. Молодая учительница, 22 года, читает ученикам запрещенного поэта. Может, конечно, по глупости. А если за нею кто-то стоит? Заговор лучше подавить в самом зародыше. Узнайте, нет ли в её окружении бывших эсеров или монархистов? Муж – офицер, преданный делу партии большевик, на десять лет старше жены. Влюблен в неё без памяти, какая уж тут бдительность. Думаю, ничего сложного здесь для вас не будет. Не знать она не могла, так что налицо умысел. Разложение подрастающего поколения? Провокация? Почитайте аналогичные дела, которые вели более опытные товарищи. Словом, дерзайте!
Глава семнадцатая
В студенческом общежитии медицинского института было голодно, но весело. Ян Поплавский, по кличке Монах, только что вернулся с заработков. И, конечно, не с пустыми руками.
Время наступило другое: если у человека были деньги, он уже не боялся остаться на ночь голодным.
– На прилавках – НЭП. У студентов – хлеб! – это сочинил его друг Светозар Петров по кличке Поэт. Все восемь обитателей комнаты имели клички, все в недалеком будущем должны были получить дипломы врачей-хирургов и все они, кроме самого Монаха, вожделенно смотрели на его пакет, который этот садист нарочно медлил открывать.
Монахом Яна прозвали за пристрастие к тибетской медицине. Однажды, ещё на первом курсе, ему в руки попала книга о случаях излечения тибетскими монахами безнадёжных больных. Правда, книга была написана дилетантом, больше упиравшим на экзотическую сторону обрядов и способов излечения, чем на медицинскую, но ещё долго Ян ходил под её впечатлением и при каждом удобном случае вставлял: "А говорят, тибетские монахи…" Дальше шёл пример из поразившей его книжки. Когда же Ян стал вещать о пользе воздержания для юношей, дабы накапливать впрок энергию и мудрость, студенты дружно поставили диагноз: "Монах!" Светозар, как всегда, отреагировал стихами:
– Нам проповедует Монах: спать с женщиной и грех, и "ах"!
"Ах" было признано недоработкой Поэта, и ему в обязанность вменили пояснить населению значение нового слова, но служитель музы поэзии не любил работать над своими шедеврами, и они всю свою недолгую жизнь так и порхали в воздухе то с одним крылом, то с двумя головами. В конце концов, главное – вовремя откликнуться!
– Открывай, Монах, пакет, ждать у нас терпенья нет! – Поэт фальцетом выкрикнул стих, остальные засмеялись и кинулись к Яну.
– Я сам, я сам! – заторопился он: эти голодные шакалы могли испортить ему всё представление.
Пальцами, точно фокусник, Ян приоткрыл пакет и вытащил кольцо колбасы.
– О! – выдохнула комната и сделала шаг вперед. Следующим был батон белого хлеба.
– У! – потянули носами студенты.
Банка американской тушёнки.
– А!
Голландский сыр.
– Хватит, есть давай, не на выставке!
– А больше ничего и нет, – Ян сделал вид, что собирается ещё потеребить пакет. – Минуточку, кажется, в уголок что-то завалилось.
Он вытащил сверток с какими-то желтыми полосками.
– Сушеные дыни из Туркестана. Теперь и правда всё!
Он показал пакет с двух сторон медленно, как в цирке, но будущие медики не стали досматривать до конца, а поспешили к столу. Один резал хлеб, другой чистил колбасу, третий сыр, и всё это аккуратно складывали на единственную большую тарелку. Поэт стал расставлять кружки.