Когда мы приехали обратно в Прагу, мы уже немного попривыкли к языку и могли сами кое-как ориентироваться в чужом городе. Мы освободили на день Милана Жиака и переводчицу, порядком уставших с нами, и решили жить самостоятельно.
Остановив первого прохожего, мы спросили у него о гостинице, где должны были устроиться. Он замотал головой, давая понять, что не понимает. Однако он тут же подозвал одного из игравших в мяч мальчишек лет 10-12 и что-то сказал ему. Тот на довольно сносном русском языке сказал:
— Подойдемте, товарищ, я вам покажу все, что надо.
В Чехословакии во всех школах преподают русский язык с первого класса, поэтому многие дети довольно хорошо говорят по-русски.
Мальчишка довел нас до гостиницы, и было видно, что он очень доволен тем, что ему удалось помочь «русским дядям».
Ужинали мы в огромном ресторане недалеко от модного магазина «Белая Лабудь», чем-то напоминающего ленинградский Дом торговли на улице Желябова. Обводя глазами огромный зал, я остановился на длинном столе, за которым ужинали человек 15. Один из товарищей показался мне знакомым.
— Да это же Савич! — узнал я моего друга — новатора из Ленинграда.
Савич тоже нас заметил, и мы стали делать друг другу знаки, приглашая за свой столик. Я пробрался между столиками, представился руководителю их делегации и с его разрешения увел Савича. Было так приятно вдали от Родины встретить в разноязычной толпе своего, русского человека, да еще такого, как Евгений Францевич.
— С кем это ты? — спросили мы.
— Профсоюзная делегация ВЦСПС из разных городов нашей страны, — ответил Савич, усаживаясь за наш столик.
— Рабочие-специалисты? — спросил Вениамин Матвеевич.
— Что ты! Один горняк из Луганска да я, остальные — профсоюзные работники из горкомов профсоюзов, их 15 человек.
Евгений Францевич рассказал, что их делегацию везде принимали очень вежливо, все показывали и развлекали, а к советскому рабочему-новатору отношение было совсем особое. Савич — человек чрезвычайно скромный и не любит говорить о своих достижениях, поэтому дальше я рассказываю не с его, а с чужих слов.
Когда на одном заводе — ЧКД в Праге он показал, как можно работать на фрезерном станке в 10 раз производительнее, чем это делают сейчас лучшие фрезеровщики Европы, то радио, телевидение и газеты оповестили об этом всю Чехословакию в тот же день. В последующих поездках их делегации по стране слава о русском фрезеровщике шла впереди него.
В одном из городов встречать Савича вышел мэр города и преподнес ему, по русскому обычаю, хлеб-соль. Так там велико уважение к труду, к мастерству рабочего!
Чем же покорил Савич чехословацких машиностроителей, считающихся в Европе искуснейшими специалистами в области станочных работ?
Прежде всего отточенным, виртуозным мастерством, с которым он работает на любом фрезерном станке; своей новой конструкцией торцевых и концевых фрез со сменными твердосплавными пластинками механического крепления; целым рядом изящных и удобных приспособлений для фрезерных работ, сводящих физический труд станочника к минимуму.
Я познакомился с этим замечательным новатором-фрезеровщиком в Ленинграде, на Кировском заводе. Это искуснейший мастер, милый и душевный человек, умный и интересный собеседник. Он неутомимый искатель нового, имеет несколько авторских свидетельств. Новаторы Ленинграда избрали его председателем секции фрезеровщиков Ленинградского совета новаторов.
За свой самоотверженный творческий труд Савич удостоен звания лауреата Государственной премии. Среднего роста, худощавый и быстрый в движениях, Евгений Францевич не отличался крепким здоровьем. Страшные голодные дни ленинградской блокады не прошли для него бесследно: он долго болел дистрофией — этой «блокадной» болезнью, сведшей в могилу тысячи ленинградцев. Но Савич выжил, поправился и в течение ряда лет отдавал все свои силы поиску нового в технике. Изобретательство стало его второй профессией. Он пригласил меня на заседание секции фрезеровщиков городского Совета новаторов, которое состоялось вечером в Доме техники на Невском проспекте.