— Лили говорит, что Джек все время только спит и плачет. Разве это интересно, а, мам?
— Ну, все младенцы иногда плачут.
— А курочки не плачут. И собачки тоже. Знаешь, я думаю, мы могли бы взять щеночка, и это было бы здорово. Гораздо лучше, чем глупый младенец.
— Ты ведь тоже когда-то был глупым младенцем, Альфи.
— Да, но сейчас-то я вырос. И я хочу собаку. В нашем классе у всех, кроме меня, есть собаки. Это ужасно.
— Альфи, это же неправда. Начать с того, что у Лили нет собаки.
— Нет, но у нее есть курочки. И еще она девчонка. У девчонок не бывает собак, у них кролики.
— Значит, ты больше не хочешь кролика?
— Нет. Они глупые. Я хочу собаку.
— Альфи, я же тебе говорила, может быть, когда ты станешь постарше.
— Я не могу так долго ждать. Не могу. Мама, я тебя ненавижу. Ненавижу-ненавижу.
Я сидела дома и пыталась поработать над планами перестройки еще одного амбара, которые Мэлком только что свалил на меня, но меня все время прерывали. Быть частью деревенской жизни очень хорошо, и работа в саду определенно приводит к тому, что я теперь ближе и к природе, и к людям, но она приводит еще и к тому, что кто-нибудь все время звонит или заходит. Вот и сегодня утром сначала позвонила миссис Померой, чтобы сказать, что журналисты приедут на следующей неделе, и думаю ли я, что следует пускать Эльзи на встречу с ними, ведь все знают, какая она. А потом позвонил Чарльз и сказал, что нужно убедиться, что Эльзи позволят прийти. После чего зашел Фрэнк и сказал, что он не уверен, что хочет попасть в журнал, и считаю ли я, что ему придется надеть костюм, потому что миссис Померой сказала, что это необходимо, но ведь считается, что мы садоводы, а в саду никто не работает в костюмах, не считая бедной миссис Померой. Я предложила ему посоветоваться с мистером Ченнингом. Уходя, он сказал, что нужно подрезать розы, и он может это сделать у меня в саду, если я захочу. Прежде чем уйти, он обнаружил еще кучу дел, которые надо сделать в саду, и сказал, что приведет себе в помощь мистера Ченнинга. Это означает, что они оба придут и будут часами болтать ни о чем, что, возможно, очень мило с их стороны, но когда мне предлагается работать, одному богу известно.
Только я успела присесть, проводив Фрэнка, как раздался еще один стук в дверь. Это уже становится смешно. Я открыла дверь, готовясь сказать любому, кто за ней стоит, чтобы он шел на фиг и дал мне поработать. Это был Гарри.
— О, привет.
— Я просто проезжал мимо и подумал, может, зайти? Ничего, что я зашел?
— Конечно, проходи.
Твою мать. На мне был облезлый старый свитер и джинсы, и я даже не расчесывалась сегодня утром. Не то чтобы это имело значение, конечно. Но все равно.
— Ты уверена, что не очень занята?
— Нет, ничего. Я как раз собиралась сварить кофе. Хочешь?
— Да, пожалуйста. Сад перед домом выглядит довольно хорошо, а как дела в заднем саду?
— А пойди взгляни, я принесу тебе кофе туда, если хочешь, там ведь не очень холодно?
— Нет, на солнце довольно тепло.
— Кстати, ты знаешь, что мы выиграли серебро за новый сад?
— Здорово, поздравляю.
— Уверена, твои травы сыграли не последнюю роль.
— Хорошо.
Естественно, кофе в зернах у меня кончился, и мне пришлось сделать растворимый. Я вышла с кружками в сад.
— А у тебя как дела?
— Отлично. Но все как-то немного невероятно. Лола и Чарльз расстались, а Молли и Дэн тоже едва не разошлись. Честно говоря, думаю, все еще могут разойтись.
— Вот черт, а что произошло?
— У Лолы была интрижка с Дэном.
— Он что, полный идиот? За каким чертом связываться с такой сукой, как Лола, если у тебя дома такая женщина, как Молли?
Я вспомнила, за что он мне так нравился. Проклятье.
— Ну, сейчас уже все наладилось. То есть Молли с Дэном снова вместе и все такое, и они пытаются с этим справиться. А малыш родился чудесный.
— Здорово. А как Альфи?
— Отлично. Пошел в школу.
— Ах да, точно. И как, ему нравится?
— Да, пока нравится. Хотя танцы ему не очень нравятся. Он носится галопом, вместо того, чтобы стоять спокойно.
— Я ненавидел танцы. Нам приходилось учиться танцевать вальс с другими мальчиками. Это был кошмар. А в конце семестра привезли девочек, и это оказалось даже еще хуже.
— Ну, Альфи пока не очень-то интересуется девочками.
— Ну, думаю, постепенно начнет. С большинством из нас так и происходит.
О господи, кажется, он собирается сказать «что-то важное».
— Вообще-то, я хотел спросить, может, ты согласишься выпить вместе как-нибудь вечерком? А?
— Ох, Гарри, даже не знаю. За последние несколько недель все стало как-то даже еще труднее. Как посмотришь, насколько это трудно — не ранить друг друга, так сразу понимаешь, что одной жить правильнее. Я как будто стала еще более ненормальной в плане ни с кем не сходиться — главным образом ради Альфи, но и ради себя, думаю, тоже. Думаю, если ничего не получится, будет чувство полного краха. Как будто у тебя на самом деле не было выбора.
— А. Ясно. Вот черт. Ну, наверное, ты права. Просто забудь, что я это сказал. Слушай, ты ведь не забудешь подрезать вон ту петрушку? Если оставишь ее как есть, на следующий год вырастут одни жесткие стебли. И эту лаванду тоже нужно подрезать.
Мы немного поговорили о саде, и в конце концов у меня появился еще один длинный список необходимых дел по саду.
— Ну, я, пожалуй, пойду, спасибо за кофе. Может, увидимся как-нибудь потом, нескоро, когда я смогу справиться со своим разбитым сердцем?
— Да, было бы неплохо. Но ведь твое сердце не разбито, Гарри, ведь не разбито, правда?
— Правда. Я разочарован, но сердце не разбито. Видимо, я не из тех, кому можно разбить сердце.
Ну и слава богу. Признаюсь честно, не знаю, что бы я стала делать, если бы он сказал «да». Он был совершенно опустошен. Встреча с ним напомнила мне, как сильно он мне нравится, но я совершенно уверена, что поступила сейчас правильно. Жаль, что нельзя спать с кем-то без регистрации, хотя все знают, что это «без регистрации» имеет ужасное обыкновение оборачиваться той самой регистрацией, когда меньше всего этого ожидаешь. Когда он шел по дорожке к своей машине, у меня было сильное искушение вернуть его, крикнуть: «Я передумала», потому что мне всегда нравилось, как он ходит, и у него такие красивые широкие плечи. Но мне удалось с этим справиться. И это хорошо, потому что, кроме всего прочего, надо мной все еще висят эти проклятые планы, которые надо закончить, а уже пора ехать за Альфи.
Альфи учится играть на флейте, что очень плохо, но еще хуже то, что ему придется приносить эту штуку домой, чтобы практиковаться. Каждый вечер. Лили тоже учится. Когда мы приехали за ними, они оба стояли на детской площадке и дудели. Молли вышла из машины, пока Джек заснул в своей коляске. Держу пари, что ненадолго.
— Лили, это замечательно, но пожалуйста, сейчас положи флейту в коляску, и мы поедем домой.
Дети продолжали дудеть. Я спросила, как Молли думает, может, мне по дороге домой выбросить флейту Альфи из окна машины и сослаться на случайный порыв ветра?
— Хороший план. Дай мне знать, если сработает, тогда я завтра тоже попробую. Не припомню, чтобы я подписывалась на что-то подобное. Нет, я даже уверена, что не подписывалась.
— Нет, мы подписывались в начале семестра, разве не помнишь? Я думала, что они будут заниматься этим только в школе. Ублюдки. Могли предупредить. Если б я знала, что они будут притаскивать их домой, я бы отказалась.
Альфи только что нашел своей флейте новое применение и теперь бил ею маленького мальчика по голове.
— Альфи, прекрати.
— Он первый начал.
— А ты прекрати сейчас же. Давай, полезай в машину.
— Нет, я хочу поехать с Лили и маленьким Джеком. Мы собирались играть на флейтах всю дорогу до дома.
— Пусть едет с нами, если хочет, я не против. И знаешь, мы должны находить во всем свои плюсы.
— И в чем здесь может быть плюс?
— Ну, в моей школе дети играли на трубах. Только вообрази себе: им обоим могли дать трубы.