Следует заметить, что по иронии судьбы памятный дом княгини Волконской на Мойке, где перестало биться сердце Поэта, еще долгие годы будет связан не только с его светлым именем, но и с другим, тоже знаковым именем — жандарма А. X. Бенкендорфа.
Как известно, в первую годовщину смерти Пушкина, в этом доме гремела свадьба дочери графа Бенкендорфа — Марии Александровны, и сына хозяйки дома — Григория Петровича. Затем внук Софьи Григорьевны — Петр Павлович Дурново (1835–?), женился на Марии Васильевне Кочубей, мать которой была той самой падчерицей Бенкендорфа, упомянутой выше, в первом браке жена, а затем вдова Эспера Александровича Белосельского-Белозерского. Позже племянник хозяйки дома, сын ее брата-декабриста Сергея Григорьевича Волконского, — Михаил Сергеевич Волконский, женился на внучке Бенкендорфа. И, наконец, в канун полувековой годовщины со дня гибели Пушкина падчерица Бенкендорфа негодует против установки памятной доски Поэту на доме Волконских.
Такой вот «праздник согласия и примирения» (или дьяволиаду — как угодно!) уготовила российская история этому для каждого просвещенного человека памятному месту, связанному с именем великого Пушкина…
В Конюшенной церкви Петербурга с раннего утра по инициативе старшего сына Поэта шли заупокойные службы. В час кончины — в 2 часа 45 минут пополудни — была отслужена особая панихида по Александру Сергеевичу.
В том же 1887 году произошло событие, о котором много лет спустя в газете «Раннее утро» автор статьи, некий Л. Б., сообщал в виде «письма из Парижа». Речь шла о выступлении на Пушкинском празднике известного коллекционера пушкинских реликвий А. Ф. Онегина (Отто). Автор этой статьи сообщал:
«Познакомился А. Ф. Онегин с Дантесом в 1887 г. Дряхлым стариком тот жил тогда в Париже совершенно уединенно, вдали от жизни и людей. До этого многие русские добивались встречи с ним, но он упорно отказывался от этого, и самому Онегину тоже стоило немало труда, прежде чем он добился от Дантеса согласия принять его… (Речь, естественно, зашла о дуэли с Пушкиным. — Авт.)
— Но как же это вы решились? — спросил его Онегин. <…> Но этот вопрос не смутил Дантеса.
— Мы же дрались на пистолетах, — ответил Дантес, — он мог убить меня.
— Но ведь Пушкин национальная гордость России! Как могла у вас подняться рука на него?
— Ведь и я пэр Франции, сенатор…
Да, он был потом сенатором… Его страна могла лишиться его сенаторских услуг!»{1082}.
В Пятигорском городском сквере был установлен первый памятник Лермонтову работы скульптора А. М. Опекушина (автора известного памятника Пушкину в Москве на Тверском). Сбор средств на этот бронзовый памятник начался в июле 1871 года и продолжался 18 лет. Позднее, в 1892 г., в Пензе был открыт второй памятник Лермонтову, а спустя четыре года, в июне 1896 г., и в Александровском сквере Петербурга (возле Адмиралтейства) установили бронзовый бюст поэта.
| 
19-летний Петр Иванович Арапов, старший сын И. А. и А. П. Араповых, по окончании Пажеского корпуса «по экзамену произведен в корнеты в Кавалергардский Ея Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны полк». Его младшему брату Андрею, по-домашнему — «Анди», вначале не повезло.
«После неудачного экзамена, Андрей Арапов вынужден был выйти из Пажеского корпуса в армию; мать ходатайствовала о немедленном прикомандировании его к Кавалергардскому полку <…>»{1083}.
А. П. Арапова обратилась с прошением к императору Александру III:
«Ваше Императорское Величество!
Дозвольте сокрушенному материнскому сердцу дерзновенно прибегнуть к неисчерпаемой благости Всемогущаго царя.
Зачисленный в год смерти отца моего Генерал-Адъютанта Ланского за заслуги деда в Пажеский Его Императорского Величества Корпус младший сын мой ныне оканчивает курс образования. — В течении девяти лет, поведение его было безукоризненно, выпускные экзамены по всем военным предметам, считающимися главными, он сдал хорошо и лишь в самом конце не выдержал по немецкой литературе и этим потерял три балла, лишающими его теперь выхода в Гвардию. Это роковое обстоятельство разрушает плод напряженных усилий многих лет, беспощадно разбивает надежды всей семьи. До самой последней минуты моей заветной мечтою было видеть и на нем как на старшем сыне мундир Кавалерградскаго Ея Императорскаго Величества Полка с которым тесно связаны семейные предания Араповых и Ланских. Из поколения в поколение отцы и деды верою и правдою служили там Царю и Отечеству. В мрачный день 14-го Декабря 1825 года генерал Депреродович указал Незабвенному Вашему Деду (Николаю I. — Авт.) на четырех братьев Ланских, одновременно служивших, как на опору полка, и Царское Благоволение на век пошло на отца моего и детей — следя шаг за шагом за воспитанием детей я внушала им ту беззаветную любовь и преданность Царю и Престолу, которая служила лучшей гордостью моей семьи и теперь что моему сыну оставалось только идти по твердой стези вслед за братом, безжалостная судьба отрывает его от всех нас, перекидывая в чужую среду.