Все усовершенствования по сельскому хозяйству он вводил у себя, первым применил культуру картофеля в полях. Его скотоводство, премированное на Всероссийской выставке, послужило к улучшению многих пород в окрестных селениях. Сообразив неисчислимую пользу железных дорог в обездоленной ими губернии, он надолго заболел этой мыслью. Вместе с Шиповым и Струве, на своем иждивении произвел изыскание линии Пенза-Муром, которой не суждено было осуществиться и затем явился главным пионером у министра Вышнеградского для проведения Московско-Казанской магистрали, которая позднейшим развитием так подняла производительные силы не только Пензенской, но и соседних с ней губерний. Из-за возникших недоразумений он променял свою службу в коннозаводстве на назначение членом Совета Государственных Иму-ществ, коим он и остался по день своей смерти. Можно сказать, что для общественной службы он замер как солдат на посту. В декабре 1907 года на губернском собрании в Пензе он по обыкновению выступил со своей толково красноречивой речью и, внезапно запнувшись на слове „бюджет“, повторил его несколько раз и твердым шагом вернулся на свое место, где просидел до конца заседания. Большинство гласных подумало, что он остановился, боясь запутать в сложных цифрах и только подошедшие к нему убедились, что он подвергся кровоизлиянию мозга, он моментально лишился языка.
Так и не мог он докончить своей лебединой песни!
Летом удар окончательно сломил его крепкое здоровье. Время и лечение вернули ему способность выражаться, но с большим затруднением, что для его живой, общительной натуры послужило тяжелым испытанием, покорно перенесенном до конца. Последний удар, сведший его в могилу на 69-м году, случился в той Лашме, которую он так любил и гордился как детищем своих многолетних трудов.
Если многие успели позабыть его за 5-летнюю тяжелую болезнь, отзывчивое сердце русского народа сумело заплатить дань любви и благодарности его открытой могиле. Нельзя себе представить более трогательных похорон, обилие горячих, искренне пролитых слез. В бесчисленных речах, произнесенных от имени облагодетельствованных им крестьян выпукло выступили все его мирные, просветительные заслуги, обрисовалось его сострадательное горячее сердце.
Пережитком доброго, старого времени, которое не согреет более нашу русскую деревню, прозвучали заключительные слова: „Еще раз прощай и прости добрейший из добрых, наш Барин!“
И теперь, снова провожая Ивана Андреевича на вечное жилище, повторим со скорбным чувством: „Мир и покой дорогому праху, покинутому светлой, любвеобильной душой“.
Друг»{1136}.
Примером достойного служения Отечеству был не только зять Натальи Николаевны — Иван Андреевич Арапов, но и его сыновья — Петр и Андрей. Не случайно, наверное, они были приближены ко двору и отмечены вниманием и расположением к ним августейших особ.
Из «Воспоминаний о прошлом» дочери П. И. Арапова — Марии, «Марочки»:
«Императрица Мария Федоровна любила папу. В день Петра и Павла были его именины, и в тринадцатом году, когда он уже командовал кирасирами и мы все жили в Гатчине, она пришла к нам домой поздравить его с днем ангела.
У нас с утра толклись кавалергарды, бывшие папины сослуживцы, приехавшие поздравить его с именинами из Петербурга. Было уже выпито несколько бутылок шампанского и все были очень веселые. Мне тогда было уже тринадцать лет, и потому я тоже тут вертелась. Помню, что мне очень понравился один из смешных подарков, которые они привезли папе — пепельница в виде ночного горшка, с какой-то надписью, конечно, немецкой. Вдруг вбежал денщик и кричит: „Ее Величество идет“.
Дом командира полка, в котором мы жили, очень красивый, с колоннами, стоял на холме, фасадом он выходил на проспект Павла I, а с другой стороны смотрел на Черное озеро и Приорат[236]. Прямо против нашего дома, по ту сторону проспекта, были Адмиралтейские ворота царского парка, и императрица пришла к нам из дворца пешком, через парк, без всякой свиты, вдвоем со старой герцогиней Эдинбургской, своей золовкой, дочерью Александра II (Марией (1853–1920). — Авт.).
Папа побежал в прихожую им навстречу, а кавалергарды быстро убрали бутылки, пепельницу накрыли чьей-то фуражкой и встали по стойке смирно. Я тоже вытянулась, а потом уже сделала книксен.
236
Приорат входит в состав гатчинской загородной царской резиденции, построенной во 2-й половине XVIII в. по указу Екатерины II (1729–1796) для ее сына — великого князя Павла Петровича, наследника престола. Поводом к сооружению Приоратского дворца (в конце 1790-х гг.) послужило учреждение в России «великого приорства» — ордена Мальтийских рыцарей. Сам Павел I был избран великим магистром этого ордена.