Под натиском армии генерала Юденича накануне ухода красных из Гатчины комиссары подожгли дом командира лейб-гвардии Кирасирского полка, в котором прежде жила семья генерала Арапова, эту замечательную усадьбу, построенную еще в пушкинские времена. Впоследствии, уже при Советской власти, на пепелище был воздвигнут Городской Дом культуры…
А. И. Куприн в повести «Купол святого Исаакия Далматского» писал:
«…Мы сидели в столовой при свете стеаринового огарка — спать было рано — и рассматривали от нечего делать рисунки в словаре Брокгауза и Эфрона.
Дочка первая увидела в черном небе зарево пожара. Мы раздвинули занавески и угадали без ошибки, что горит здешний совдеп, большое, старое, прекрасное здание с колоннами, над которым много лет раньше развевался штандарт и где жили из года в год, потомственно, командиры синих кирасир.
Дом горел очень ярко. Огненно-золотыми, тающими хлопьями летали вокруг горящие бумажки.
Мы поняли, что комиссары и коммунисты и все красные покинули Гатчину.
Девочка расплакалась: не выдержали нервы, взбудораженные необычным днем и никогда не виденным жутким зрелищем ночного пожара. Она все уверяла нас, что сгорит весь дом, и вся Гатчина, и мы с нею»{1164}.
Наступала эпоха «великих буден» и грандиозных потрясений. В грохоте литавр и треске фразеологий все глуше и глуше слышался человеческий голос. Голос разума. Нравственность подменялась идеологией, цель оправдывала средства. А, как известно, где великие цели, там и великие жертвы. Во имя счастья всего человечества сметалось все на пути. В том числе и сам человек. Всем было не до человека. «Недочеловеки» становились новыми хозяевами жизни. Поэтому, чтобы уцелеть, те, кто мог, уезжали. Уезжали, чтобы не вернуться уже никогда…
Под натиском обстоятельств из России навсегда уезжала внучка Натальи Николаевны Ланской, младшая дочь Елизаветы Петровны — Маша… Мария Офросимова. Уезжала с мужем и детьми.
Дочь М. М. Бушека — Алла Михайловна Черевко, впоследствии узнала от Николая Офросимова, сына Марии Офросимовой, что «Мария Николаевна после революции уехала в Финляндию к своей матери (дочери Натальи Николаевны Гончаровой) — Елизавете Петровне Ланской, по первому мужу Араповой, по второму — Бибиковой»{1165}.
Когда уехала сама Елизавета Петровна, неизвестно, но, безусловно, — после октября 1917 г., так как по воспоминаниям ее внучатого племянника М. М. Бушека, он «последний раз видел ее в 1916 году». Как долго она затем жила в Финляндии — тоже неизвестно, как неизвестна и вся ее дальнейшая судьба. Возможно, она не уезжала из Финляндии в надежде, что и ее старшей дочери Лизе удастся пересечь финскую границу, но это лишь предположение.
А семья Офросимовых в том же 1920 г. переехала в Париж. Туда же прибыла с сыном и Наталья Николаевна Анненкова из Швейцарии. И лишь Елизавета Николаевна Бибикова отказалась от эмиграции, возможно, чтобы быть поближе к могиле мужа, которого она очень любила. Возможно, были и другие причины…
Жизнь разлучила сестер, но как память об их далекой и счастливой юности осталась пара фотографий, где остановившееся мгновение сохранило нам их облик: две сестрички — Лиза и Маша, тогда еще Араповы, в нарядных белых платьях, у которых впереди была еще целая жизнь! — снялись в один день в фотосалоне на Невском, 24…
| 
«Она вела переписку с моей матерью, а также со своими сестрами, живущими в Париже, сообщая о всех родственниках, там живущих»{1166}, — писал их любимый двоюродный племянник М. М. Бушек.
Нет сомнения в том, что в годы вынужденной разлуки сестры поддерживали связь, так как в своих мемуарах Е. Н. Бибикова пишет об их жизни за границей, где на первых порах их опекала тетка — 80-летняя Берта Вандаль, дочь Екатерины Дантес.
«Когда моя сестра попала в Париж в 1920 году, Берта была еще жива и оказывала много услуг моим сестрам. Дантеса уже не было в живых, а теперь и она скончалась в преклонных годах»{1167}, — писала Бибикова в январе 1949 г.
Навещал сестер Араповых и Арнольд Николас Эмиль фон Бессель — сын их двоюродной сестры Натальи Михайловны Бессель, урожденной Дубельт, некогда любившей поляка Зенькевича. Елизавета Николаевна Бибикова всю жизнь поддерживала с нею теплые отношения, о чем писала впоследствии:
«Она была пресимпатичная, живая, веселая и очень родственная. Я у нее была в Бонне в 1914 году. У нее было двое детей: сын Александр и дочь. Сын очень гордился, что он правнук поэта <…>