– То есть ты можешь отгонять всех, кто не заражён бешенством? – спросил Смотритель.
– Я могу воздействовать на всех. Но только те, кто страдают психическими расстройствами либо слабо воспринимают это, либо игнорируют, и из-за этого ими сложнее управлять.
– Как можно это игнорировать? – поинтересовался главный охранник, которому я как-то устроила головную боль.
– Это весьма возможно, – ответил Док, – ведь тем же психам может быть абсолютно всё равно на любые раны и воздействия.
– Можно мне осмотреть это? – спросила я, указывая на устройство.
– Эм… Да, – учёный протянул мне один из коробков.
Я повертела «навигатор» в руках: снаружи он напоминал небольшой (потолще кассеты) проектор без кнопок, была только линза и разъём для подключения шнура. Я приложила палец к разъёму и включила проектор – заряд в аккумуляторе есть, недавно запускали. На столе появилась красная тонкая сетка, которая выделяла все неровности и предметы. Остальные удивлённо смотрели на меня. Потом я поставила точку, и она сразу стала выделяться тем же ярко-красным цветом, который достаточно легко будет отличить от дороги. Я убрала эту точку и поставила другую – у меня легко получилось это.
– Эти устройства связаны между собой? – спросила я, отдавая проектор Доку.
– Да… я могу настроить это, – учёный осмотрел устройство, пытаясь понять, как я запустила это «без энергии».
– Отлично. Тогда если я замечу мины, то я сразу их отмечу.
– Ну тогда разобрались? – подытоживающее спросил Генерал, осматривая всех.
– Вроде бы, – ответила я, скрестив руки на груди.
– Хорошо. Тогда в шесть утра ты должна быть у ангара, – Генерал вновь осмотрел всех, – Можете быть свободны.
Глава 19
Дорога в Курск
Я подошла к выезду из ангара в 5:50 и уже слышала гул техники и суету людей. Я решила на всякий случай вздремнуть перед поездкой, хотя я недавно спала – дня три назад.
В ангаре уже были готовы три боевых грузовика и внедорожник с пулемётом, прикрывающий тыл. Генерал в полевой форме и в военном обмундировании инструктировал солдат, рядом стоял Док, ещё парочка учёных и представители поселений. Я подошла к ним, слегка потягиваясь.
– Ты спала? – поинтересовался Генерал, заметив мои потягивания, – Нам бы не хотелось, чтобы ты уснула в дороге.
– Ну я часок поспала, – ответила я, притворно зевая.
– Ты сейчас серьёзно? – спросил он, желая, чтобы это было шуткой.
– Да. И к вашему сведенью, мне хватает часа сна, чтобы бодрствовать полнедели, – ответила я, скрестив руки на груди.
– Вот бы мне так, – буркнула Вика.
– Вот бы всем так. Но нам строение не позволяет, – поддержал её Док.
– Ладно, пора выдвигаться. По машинам, – скомандовал Генерал.
Солдаты стояли в три шеренги и каждая шеренга направилась к своей машине. Я с Генералом сели на передних сиденьях главного грузовика, а Док с остальными сели в другие машины. Конечно с крыльями и хвостом было неудобно сидеть в тесной кабине машины, но я всё же уселась, и в не таких тесных местах бывала. И мы двинулись в путь.
Всё же было решено сразу ехать по трассе. Мы проехали по улице Ленина до трассы мимо детской больницы, которую насквозь пробило прямым попаданием авиаснаряда, а ведь там были дети… мимо Дома Культуры, изувеченного осколками и снарядами, где в тихое время поднимали дух бойцам… я видела остатки роддома, где под обстрелами появлялась новая жизнь… И просто не верится, что всё уничтожено…
Сколько раз я обхожу город, сколько раз я вижу это снова и снова, но я всегда задаюсь одним вопросом: «Почему?»… Почему там, где появлялись и спасались жизни; там, где звучала музыка и стихи, а актёры рассказывали о прекрасном; там, где жили люди, не желавшие войны; почему там всё уничтожено…?
Ведь если взглянуть на это всё, то можно прекрасно понять, что война шла не на захват, а на уничтожение всего живого. Убивали всех: детей, женщин, мужчин, стариков и инвалидов. Везунчиком считался тот, кто в плену пробыл около недели, а не был расстрелян в первые дни… Основные удары наносились не по боевым точкам, а по жилым кварталам. И вещество, которым начинили чуть ли не все снаряды, это оружие массового поражения в чистом виде.
А детский лагерь, недалеко от города был превращён в концлагерь, где по сей день лежат скелеты от мала до велика с пробитыми черепами, а стены «расписаны» кровью. Ужасное зрелище – даже мутанты там ходить боятся, поэтому на некоторых телах даже осталось сгнившее мясо. Теперь легенды, которыми старшие пугали младших, про то, что на месте лагеря было кладбище, стали реальностью, только наоборот.