– Да, садись… – сказал Зорин, указывая на стул.
Зорин не спешил отдать приказ, обдумывая, как бы получше его сформулировать.
– Слушай, Сережа, ты помнишь убийство Саши Белова? – спросил он наконец. – Кажется, по поводу его смерти был какой-то репортаж с документальными кадрами?
Телохранитель кивнул.
– Совершенно верно, Виктор Петрович. Было такое дело. Аварию засняли случайно проезжавшие мимо журналисты.
– Случайно, говоришь? Нет, Сережа. В мире ничего не происходит случайно. Разыщи-ка мне этих журналистов или, по крайней мере, хотя бы одного из них. Но только самого разговорчивого. Я бы хотел задать ему несколько вопросов. А сейчас едем обедать.
Обедал Виктор Петрович Зорин в компании очень солидного человека из аппарата Государственной Думы. Его очень сильно интересовала судьба депутатского места Александра Белова.
– Что ж, пока нет подтверждения смерти депутата Белова, место за ним зарезервировано, – заверил Зорина собеседник. – В случае же подтверждения его смерти или по истечении установленного законом срока будут назначены перевыборы.
Его ответ удовлетворил Зорина. Он твердо решил, что на период смуты, наступления которой он ожидал со дня на день, самым спокойным местом будет кресло депутата Государственной Думы. И кресло это было у него в кармане.
Главное, что требовалось сейчас Зорину, это найти и обнародовать доказательства смерти депутата Белова в тот момент, когда он сам будет максимально готов к участию в выборах. Если же вдруг окажется, что Белов жив, его следовало найти и убить. Но сделать это надо руками какого-нибудь криминального авторитета. Например, того же Кабана.
Кроме того, у Зорина были все основания бояться Сашу Белова. Когда-то тот собрал на Виктора Петровича серьезную компру, но в дело ее не пустил, поскольку партнером Зорина был друг Белова Виктор Пчелкин. Если бы Белов тогда попытался утопить Зорина, его удар пришелся бы и по Пчелкину. Поэтому Белов использовал свой компрометирующий материал не для разоблачения, а в качестве гарантии. Он удерживал Виктора Петровича от искушения нанести своим компаньонам удар в спину.
Но теперь Пчелкин был мертв, и Зорин, как опытный политик, ждал от Белова если не удара, то, по крайней мере, той же политики сдерживания, которая его так же раздражала. Конечно, при условии, что тот был жив.
Самого Сашу Белова за годы их тесных отношений он "кидал" не один раз и не стеснялся этого. Политика вкупе с бизнесом – вещи подлые, здесь не до сантиментов. Поэтому сейчас Виктор Петрович как само собой разумеющееся воспринял бы ответные действия Белова.
В принципе, они его не пугали, он всегда был готов к борьбе. Но необъяснимое исчезновение Белова путало все карты. Виктора Петровича оно не то, чтобы пугало, но вызывало подспудную тревогу. А не начало ли это многоходовой комбинации против него, Зорина?
Зорин не любил без крайней необходимости встречаться с бандитами, особенно с такими нецивилизованными – он называл их "неумытыми", – как Кабан. Но ничего не попишешь. Надо, так надо.
V
Сауна была закрыта на спецобслуживание. Здесь принимали дорогих в буквальном смысле этого слова и очень уважаемых гостей. За большим столом, накрытым прямо на краю бассейна, в шезлонгах возлежали воры – Тариэл и Алмаз. В бассейне плавали голые наяды. По мере надобности то одна, то другая из русалок выбиралась на сушу и исполняла обязанности официантки.
Алмазу все это очень не нравилось и выражение кислого недовольства не сходило с его лица. Он был вором старой формации, "нэпманским", как говорил он сам. Алмаз вел аскетический образ жизни. Его не трогала роскошь, не манили прочие земные радости. Из своих шестидесяти лет около сорока он провел за колючей проволокой и за тюремной решеткой. На свободу выходил редко и› ненадолго, свято исповедуя принцип: "Тюрьма для вора – дом родной".
Жил Алмаз в скромной однокомнатной квартирке где-то на окраине Москвы. Но власть его над криминальным миром была безгранична. По одному его слову поднимались на бунт или объявляли голодовку не то, что отдельные зоны, а целые регионы. Он даже имел право в одиночку короновать законных воров. Правда, в настоящее время он отошел от дел, уступив дорогу молодым.
Он сидел в шезлонге, плотно завернувшись в махровую простыню, пытаясь сохранить тепло в костях, выстуженных десятилетиями пребывания в карцерах и на лесоповалах… И все-таки советское государство с его безграничной мощью так и не смогло заставить его работать! Не уронил Алмаз воровской чести!