- Вы знаете, где ваши родители сейчас?
- Нет, я не знаю. В июне сорок первого они были на Украине, — после паузы медленно ответил летчик. — Отца из Москвы по работе перевели, я уже там доучивался. Надеюсь, они живы. Вы же видите, кто я по национальности, — он очертил кругом свое лицо.
- Мама у меня русская, но она никогда бы отца не бросила. Они всю жизнь вместе, с Гражданской.
- Как вы на фронт попали?
- Обычно. В школе сдал нормы БГТО, ходил в аэроклуб, поэтому в сорок первом был направлен в летное училище. Учился в Батайске, потом нас эвакуировали в Азербайджан, оттуда на фронт. Был ранен. Вот и все. Все как у всех.
Мещеряков кивнул.
- Не ходил бы ты, Валерка, здесь, — внезапно произнес лейтенант, глядя куда-то за плечо Мещерякова.
- Я твоему московскому другу уже сказал, что тебя расстреляли за оскорбление его чести и достоинства.
- Спасибо вам за защиту, товарищ Шмеерзон, — прозвучало в ответ.
Мещеряков посмотрел на подошедшего светловолосого летчика. Светлые волосы резко контрастировали с загорелым лицом. Загар? В ноябре?..
- Обращайтесь, товарищ Цыганков, — кивнул Шмеерзон и, повернувшись к Мещерякову, пояснил.
- Лейтенант Цыганков, командир первой эскадрильи. Он вас сегодня и посадил.
- Не я лично, конечно, — засмеялся командир первой эскадрильи. Смех и улыбка были очень знакомыми.
- Вы простите, но летчик ваш настоящий сутяга — с утра бегает и на меня всем жалуется. Меня уже расстрелять успели, а он все жалуется.
Для того, чтобы сложить все части головоломки, Мещерякову понадобилось несколько секунд.
- Здравствуйте, Валерий Яковлевич, — сказал он. — Я ведь правильно понимаю, что у вас в документах датой рождения примерно двадцать третий год указан? Вас иначе бы на фронт не взяли.
- Точно! Приписал себе два года и вломился в наше родное Батайское летное с требованием выдать ему самолет, — жизнерадостно сообщил Шмеерзон. — Он был уже седой, поэтому подвох распознали только при выпуске.
Цыганков-младший тяжело вздохнул.
- Будьте знакомы: старший лейтенант Хаим Исаакович Шмеерзон, командир второй эскадрильи, пламенный коммунист, отличный летчик и надежный товарищ. Отчаянное трепло. Но да, я приписал себе два года при поступлении. Документы сгорели при бомбежке, а мне надо было вернуться домой. Командование в курсе.
- Я так и подумал, — кивнул Мещеряков. — Но перед капитаном Устиновичем, кажется, вас извиниться все же обяжут. И это будет не командование.
***
195… год
В прибрежном ресторанчике было шумно и весело, как всегда бывает в подобных заведениях летними вечерами. Все столики были заняты и случайному посетителю едва нашли место в глубине зала.
- Мне, пожалуйста, кофе и десерт, — попросил он. — Вот этот. Вишневый штрудель. И, пожалуй, эклер с мятным кремом. И вот этот пирог… «Деревенский»? Очень необычное название.
- О, этот пирог печет госпожа хозяйка по особому заказу, господине. Уточню, есть ли он сегодня у нас в меню, — официантка улыбнулась.
- Говорят, у вас бывают концерты?
- Прекрасные концерты! — с энтузиазмом произнесла девушка. — Как раз сегодня у нас концерт, и вы должны это слышать. Это нечто невероятное! Пойду принесу ваш заказ и узнаю насчет пирога.
Дожидаясь исчезнувшую официантку, мужчина задумчиво пил кофе, стараясь растянуть удовольствие — и штрудель и эклер были отменными.
Официантка не возвращалась.
Концерт не начинался.
Он вздохнул, глянул на часы и решительным шагом прошел по служебному входу на второй этаж. Кабинет управляющего не был заперт.
- Прошу прощения, но я все еще жду свой пирог, — сообщил он.
Хозяйка ресторана, на миг отвлекшись от своего занятия, молча протянула ему белую картонную коробку, источающую умопомрачительный запах свежей выпечки, и продолжила опустошать стоящий тут же сейф, складывая деньги и бумаги в чемоданчик.
- Спасибо, — поблагодарил ее посетитель. — А концерт сегодня будет?
- Все будет, — кивнула женщина. — Сегодня будет абсолютно все.
Она выложила пачку денег на стол, закрыла чемоданчик, чиркнула зажигалкой, закинула горящий коробок спичек в сейф и закрыла дверцу. Внутри немедленно начало что-то гореть и взрываться. Женщина взяла чемоданчик и направилась к двери. Мужчина придержал ее.
- Я помогу, — предложил он. — В благодарность за пирог.
- Очень любезно с вашей стороны, — кивнула она.
Черная лестница была не освещена, приходилось идти медленно, держась за руки.
- Ксана, вы все собрали?
- Да, ребята уже в машине. Что случилось?
- На вас выданы ордера на арест.
- Уууу, тогда бежим. Даня, как у нас вообще дела?
- Ваши внуки растут, мои дети растут, все хорошо. Я на корабле подробнее расскажу.
Они вышли во двор, сели в машину.
- Куда? — спросил водитель, поправляя очки.
- В порт, Валерка, в порт. Корабль отправляется через час.
- Ехать четверть часа, успеем. Паспорта у тебя? Даня?
- А, да, у меня, — Щусь пытался развязать бечевку на коробке. — Яш, дай нож?
- У меня только струна, ей неудобно.
Мимо, по направлению к ресторану, промчалась кавалькада полицейских машин.
- О. Это за нами. Опаздывают ребята.
- Это не полиция, — внезапно сказал Цыганков. — Это кто-то другой.
- Да, это американцы, — чертова бечевка, наконец, поддалась и коробка распахнулась, обнажив розово-песочные ломтики теста. — Вкусно!
- Еще бы. Валер, давай быстрее, надо пройти таможню до того, как они поймут, что мы уже ушли.
Мещеряков внезапно выкрутил руль и затормозил на обочине.
- Подожди-ка. Через час отправляется марсельский рейс. Пароход идет в Одессу.
- Да. Билеты у меня, сейчас отдам. Яша, у тебя нет ножа, но хотя бы платок у тебя есть?..
- Платок у меня есть, держи. А еще у меня есть ощущение, что пароход называется «Глория».
- Я об этом же! Опять чертова «Глория».
- Поехали уже.
- Да еду, еду… Господи боже ты мой! Я пережил вторую мировую, убил десятки людей, был расстрелян, свидетельствовал в Нюрнберге, открыл лучший ресторан в этой стране, трижды сидел в тюрьме, был дважды женат, причем на одной и той же женщине, лично ругался с доставщиками, страховыми и налоговыми агентами и все это для чего?.. Для того, чтобы тридцать с гаком лет спустя опять плыть с Данькой в Одессу на марсельском пароходе «Глория». Пароход зайдет в Одессу?..
- Судя по выражению его лица, мы знаем не все, — сообщил Цыганков.
Машина снова остановилась.
- Выкладывай.
- Хотел рассказать все на борту, ну да ладно. За операцию «Хольмская Библия» вам вынесена благодарность и представление к правительственным наградам. Так что пароход зайдет в Одессу, и можно будет провести какое-то время дома. Отдохнуть.
- Какое время?
- Пока неясно. Я бы лично оставил вас в покое и сам ушел в отставку, но Проскуряков считает, что ценными кадрами разбрасываться нельзя. В чем-то он прав. Вот, держите новые паспорта и билеты.
- Василий Васильев? Серьезно?..
- Яша, чем ты недоволен?..
- Да хорошее имя, чего ты.
- Я ничего. Но Данька рассказал не все. Вот, например, про этот паспорт он умолчал, а Валерке будет интересно.
- Черт! Ну по моим-то карманам зачем же шариться?..
- Привычка. Я тебя с американским консулом перепутал. Эрна, оказывается, плывет с нами.
- С ней мы встречаемся в порту. Она получила советское гражданство. Паспорт ее отдай?
- Валер, ты это слышал? Хочешь, я у него пирог заберу?
- Я слышал, я не против Эрны, я к ней привык, а пирог Данька все равно добровольно не отдаст. Мы приехали. Выходим.
Море было спокойным, солнце опускалось в него раскаленным диском. Они остановились на набережной, глядя на корабль у причала. «Глория» была готова поднять якорь.
- Ну что, — спросила Ксанка. — Все? Приключения заканчиваются?
- Это вряд ли, — ответил ей брат.
И как всегда был прав.