Уезжать Илье не хотелось, он любил бывать в этом доме, любил ночевать здесь, среди мебели и предметов, окружавших его в раннем детстве. И вообще, он любил бабушку и старался проводить рядом с ней как можно больше времени. Он представил себе заснеженную дорогу из Костровска в Томилин, шестьдесят километров одиночества, темноты, стоящих вдоль обочины деревянных убогих домишек и голых деревьев, свою холостяцкую квартиру, стерильно чистую, педантично прибранную и уныло пустую, и невольно поежился. Здесь так хорошо, тепло, уютно, фотографии на столе напоминают о недавней поездке и о том счастье, которое он всегда испытывал, видя горящие от возбуждения и восторга глаза Риммы Петровны, и бабушкин мягкий голос журчит, внося в его душу успокоение.
— Я останусь, — сказал он, заполняя очередную страницу альбома, — поеду завтра с утра.
— Ты не выспишься, — мягко заметила Римма Петровна, подходя к нему поближе. — У тебя тяжелая работа, тебе нужно как следует высыпаться.
— Рядом с тобой я сплю лучше.
— Рядом со мной ты спишь мало, — засмеялась она. — Мы же с тобой как маньяки, все разговариваем, разговариваем, не можем остановиться. Если ты останешься, мы опять проболтаем часов до двух, а то и до трех, я же знаю. А тебе нужно отдыхать.
Илья взял ее за руку, поднес мягкую, пухлую, покрытую пигментными пятнами кисть к своей щеке, прижался губами к пальцам.
— Римуля, я тебя обожаю. Мне так хорошо здесь, я душой отдыхаю. Я останусь, а утром ты меня накормишь вкусным горячим завтраком, и я поеду на работу совершенно счастливым.
Тут Вторушин несколько покривил душой. Завтра он ни при каких обстоятельствах не поедет на работу в хорошем расположении духа. Вчера начальник уголовного розыска предупредил его и Диму Федулова, что из Москвы приезжает какая-то фифа, которая собирается учить их, как надо раскрывать преступления. И ладно еще, если бы она была мужиком, знающим и опытным опером из министерства, который помог бы им в деле о двух таинственных трупах, но ведь это не мужик, а баба, и вовсе не из министерства, а вообще из частного агентства. Можно себе представить! Что эта баба будет здесь делать? Совать нос во все подряд? Давать «дельные», с позволенья сказать, советы? Нарядами сверкать? У нее небось одни только часы, как три автомобиля, стоят. Будет разговаривать с ними сквозь зубы, глядеть свысока и нести такую ахинею, что уши завянут.
Конечно, два трупа в тихом Томилине — это серьезно, тем более что убийца до сих пор не найден. Но баба — частный детектив — это уж слишком. Неужели нельзя было без нее обойтись? Начальник розыска сказал, что получил команду от заместителя начальника ГОВД по криминальной милиции, а тот, в свою очередь, от Самого, то есть от начальника. Кто уж там надавил на Самого — неведомо, но, вероятно, надавили сильно, потому что подпускать частных гражданских лиц к расследованию и тем более к оперативной работе и не принято, и нельзя. Да и что эти гражданские лица могут расследовать, если между томилинскими оперативниками и следователем и то согласия нет по поводу версий, каждый в свою дуду дует и на себя одеяло перетягивает. Димка Федулов, например, на сто процентов уверен, что поработал маньяк, псих ненормальный, для которого убить пожилую даму — верх удовольствия. А Илья с ним не согласен, он отстаивал совсем другую версию и до сих продолжает ее придерживаться. Илья считает, что Корягину убили те, кто пытается выдавить владельцев усадьбы из города, развалить их клуб и перекупить отреставрированное строение за бесценок, а Аиду Борисовну Павлову приговорили за какое-нибудь дело, которое она вела, когда работала следователем прокуратуры. А в том, что оба дела похожи, как близнецы-братья, никакой загадки нет: Корягину убили специально таким устрашающим манером, чтобы посеять панику среди членов клуба и жителей города в целом, отвратить народ от усадьбы, а тот, кто запланировал убить Павлову, не знал, что никакого маньяка нет и убийство Корягиной — обычная инсценировка, и скопировал манеру совершения преступления, чтобы замаскировать собственные личные мотивы и дать оперативникам возможность списать и второе убийство на того же маньяка. Вот как все просто. С этой идеей Илья Вторушин выступал постоянно, но Дима Федулов его не слушал, стоял на своем: маньяк — и все тут. А мысль о маньяке Илье не нравилась. Ну просто совсем не нравилась. Напрочь. Хотя и тут были свои сложности. Дело в том, что городское милицейское руководство маньяк тоже не сильно устраивал, ведь это же кошмар какой-то: по городу ходит сумасшедший, убивает пенсионерок, кладет им на грудь разбитое зеркало, вырывает сережку из уха, а милиция ничего не может сделать, демонстрируя свою полную беспомощность и не предпринимая никаких усилий для того, чтобы погасить тревожные разговоры и панические настроения среди населения. Маньяк — это серьезно, а непойманный маньяк — это повод для неутешительных оргвыводов. Поэтому руководство уголовного розыска и криминальной милиции в целом соглашалось с доводами Ильи Вторушина, но именно поэтому и не сильно давило на подчиненных по поводу нераскрытых преступлений, особенно это касалось первого убийства, жертвой которого стала Галина Ильинична Корягина. Расклад был очевиден и ни для кого не составлял секрета. Если Корягину действительно убили те, кто нацелился на усадьбу, то очень не хочется с ними связываться, потому как они — лица, приближенные к мэру и администрации города Томилина, и кто знает, каким боком выйдет милицейское рвение по поиску виновного. А то, что выйдет именно боком, ни у кого сомнений не вызывало. Пока можно списывать все на маньяка, милицейское начальство в относительной безопасности. Хотя со стороны областного руководства, а, не приведи господь, еще и из министерства в любой момент могут начать поступать недоуменные вопросы, дескать, что-то у вас, господа хорошие, неладно в вашей консерватории, если вы маньяка как-то вяло ищете или даже не ищете вовсе. Но пока верхнее милицейское руководство не спохватилось, можно чувствовать себя более или менее спокойно. Эдакий хрупкий баланс между интересами криминальной группировки, связанной с мэром, и интересами собственно службы.