— Сюрприз, — сказала Сильви.
11 ноября 1918 года.
— Какое печальное время года, — сказала Сильви, не обращаясь ни к кому в отдельности.
Лужайку толстым слоем покрывала опавшая листва. От лета опять остались одни мечтания. Урсула начала подозревать, что мечтания — это непременная часть каждого лета. Старый бук ронял последние листья и уже смахивал на скелет. Перемирие, можно было подумать, внушало Сильви еще больше уныния, чем сама война. («Сколько бедных юношей ушло навсегда. Мир их не вернет».)
По случаю великой победы уроки в школе отменили. Невзирая на моросящий дождик, детей отправили гулять. Теперь у них были новые соседи, майор Шоукросс и его жена, и этим промозглым утром дети долго топтались возле живой изгороди, чтобы сквозь зазоры между кустами остролиста разглядеть соседских дочек. Других девочек их возраста в округе не было. У Коулов были только сыновья. В отличие от Мориса, не грубияны, вели себя прилично, никогда не обижали Памелу с Урсулой.
— Кажется, в прятки играют, — доложила Памела, следившая за крыльцом Шоукроссов.
Урсула попыталась просунуть голову между кустами, но злобный остролист расцарапал ей лицо.
— Кажется, наши ровесницы, — отметила Памела. — А вот и для тебя, Тедди, подружка — младшая сестра.
Тедди вздернул брови и сказал:
— Правда?
Тедди любил девочек. Девочки любили Тедди.
— Ой, постойте-ка, там еще кто-то есть, — сказала Памела. — Откуда только они берутся?
— Помладше или постарше? — спросила Урсула.
— Помладше, и тоже девочка. Совсем крошка. На руках у старшей.
Урсула сбилась со счета.
— Пять! — У Памелы захватило дух от этого (видимо, окончательного) итога. — Пять девочек.
В этот миг Трикси умудрилась прошмыгнуть сквозь заросли остролиста, и с другой стороны живой изгороди донеслись радостные возгласы.
— Извините, — Памела повысила голос, — можно забрать нашу собаку?
На обед было отварное мясо в кляре и «королева пудингов».{16}
— Где вы пропадали? — спросила Сильви. — Урсула, у тебя в волосах какие-то веточки. Как у язычницы.
— Это остролист, — объяснила Памела. — Мы к соседям ходили. К Шоукроссам. У них пять девочек.
— Я знаю, — сказала Сильви и начала считать по пальцам. — Герти, Винни, Милли, Нэнси и…
— Беатриса, — подсказала Памела.
— А вас туда звали? — спросила миссис Гловер, поборница приличий.
— Мы дырку в изгороди нашли, — ответила Памела.
— Вот откуда лисицы проклятые шмыгают, — проворчала миссис Гловер, — из рощи прибегают, чертовки.
От таких выражений Сильви нахмурилась, но ничего не сказала, потому что официально всем надлежало сохранять праздничное настроение. Бриджет и миссис Гловер подняли по паре стаканчиков хереса «за мир». Ни Сильви, ни миссис Гловер не проявляли особого ликования. Хью и Иззи еще не вернулись с фронта, и Сильви говорила, что не будет спокойна, пока Хью не появится на пороге. Иззи всю войну водила санитарную машину, но представить такое было трудно. Джордж Гловер проходил «реабилитацию» в каком-то санатории близ Котсуолдса.{17} Миссис Гловер съездила его навестить, но рассказывать об увиденном отказалась — упомянула только, что Джордж уже не тот, что прежде.
— Думаю, никто из них больше не сможет быть самим собой, — сказала Сильви.
Урсула попыталась представить, каково это — не быть Урсулой, но задача оказалась ей не по силам.
Две девушки из Женской земледельческой армии заменили Джорджа на ферме. Обе, уроженки Нортгемптоншира, тянулись к лошадям, и Сильви сказала: если бы знать наперед, что женщин допустят к Самсону и Нельсону, она и сама могла бы претендовать на это место. Девушки несколько раз приходили к ним пить чай и, к негодованию миссис Гловер, сидели на кухне в грязных сапогах.
Когда Бриджет уже надела шляпку, на пороге черного хода появился Кларенс, который, смущаясь, поздоровался с Сильви и миссис Гловер. «Молодые», как называла их миссис Гловер без намека на будущие поздравления, собирались в Лондон, на торжества по случаю победы. От радостного возбуждения у Бриджет голова шла кругом.
— Может, и вы с нами, миссис Гловер? Знатное гулянье будет, точно говорю.
Миссис Гловер, как недовольная корова, закатила глаза. Из-за эпидемии гриппа она «сторонилась толпы». Ее племянник упал замертво прямо на улице: еще за завтраком был как огурчик, а «в полдень отошел». Сильви сказала, что гриппа бояться не надо.
— Жизнь должна идти своим чередом, — утверждала она.