Еленка вернулась домой довольно скоро, что даже удивило Неллу. Она ожидала ее гораздо позднее после этого гнусного любовного свидания. Часто бывает, что если ты сердишься на кого-нибудь, тебя все в нем раздражает.
Пани Гамзова, казалось, еще больше возненавидела Еленку за то, что та пришла вовремя. Она кое-как сдерживалась весь вечер, чтобы не взорваться. Потом Митя ушел спать, Станя — писать, Еленка тоже поднялась из-за стола, пожелав спокойной ночи. Но мать, посмотрев из-под очков, оторвалась от штопки и остановила дочь:
— Елена, кто был тот человек, с которым я сегодня тебя видела?
Еленка легкомысленно тряхнула кудрями.
— А, один поклонник. Скажи, пожалуйста, мама, как ты туда попала? Где ты была?
Значит, она узнала Неллу. И сейчас же давай расспрашивать сама. Как это похоже на Елену. Пани Гамзова решила, что не заикнется своим детям о визите к Ро. Но раздражение взяло верх.
— У Ружены Хойзлер, — сердито сказала она, — по поводу папы. Я была у одной легкомысленной женщины, — сурово произнесла мать, — а другую встретила. И как не стыдно тебе, Елена, Тоник этого не заслужил.
К удивлению Неллы, Елена совсем не обиделась.
— Но, мама, — сказала она со спокойным превосходством, — нельзя же требовать, чтобы в мои годы я жила монахиней. Ты же не думаешь так всерьез.
Нелла смотрела на нее в полном изумлении. Так вот какая она, Еленка! Ее мудрая, неприступная дочь, благоразумная Еленка, которой она так гордилась! Матери охраняют пуще своего глаза супружество своих дочерей. И супружество Еленки с Тоником было такое чистое, хорошее, верное. Они никогда не ссорились, никогда ничего не скрывали, ни в чем не подозревали друг друга, жили шаловливо, как два восьмиклассника. Они распространяли вокруг себя атмосферу молодости и чистоты. И вот все уничтожили нацисты! Как они изуродовали семью Неллы! Гамза в концентрационном лагере, Тоник за океаном, приходится жить в вечном страхе перед гестапо, бесполезные просьбы, бесконечная усталость от их бесполезности, лестницы, лестницы, лестницы. И теперь вдобавок еще эта грязь. Нынешний день был грязен вдвойне. Нелла закрыла лицо руками.
— Боже, как это ужасно! — горестно воскликнула она. — Что ты скажешь Тонику, когда он вернется? Как ты посмотришь ему в глаза?
Еленка улыбнулась.
— Только никаких трагедий, мама, а мы уж договоримся. Не беспокойся. Тоник в Чикаго тоже живет не монахом. И ты не преследуй меня, мама, из-за этих поклонников. Я совершеннолетняя, и твое беспокойство бесполезно. Я скажу тебе откровенно: я не могу прожить без мужчины. В конце концов гестапо это позволяет. И даже поощряет.
На такую циничную откровенность Нелле нечего было возразить.
— Хорошую радость доставила бы ты отцу, — ответила она с горечью и снова взялась за иглу.
Легкая усмешка появилась в уголках рта у Еленки. Она хотела было что-то сказать, но не произнесла ни слова. Посмотрела на мать, отвернулась и молча вышла из комнаты.
Вечером в шикарной холостяцкой квартире Ро сказала Курту:
— Курт, у меня к тебе просьба.
— Ай-яй-яй, уже? — заметил Курт. — Не слишком ли скоро? Опять чулочки?
— Нет, это будет возвышенная просьба. Ты не мог бы помочь мне выручить одного заключенного из концлагеря? Это пожилой человек, старое знакомство.
— У тебя с ним было что-нибудь?
— Aber woher denn?[28] Ведь он мне в отцы годится.
— Ты же работаешь со старичками, — пошутил Курт, намекая на мужа Ружены.
— Брось шутить. Поможешь ему?
— Милочка, ты, как мне кажется, путаешь вермахт и гестапо. С гестапо я не хочу связываться. Даже сам der schöne Adolf[29] побаивается гестапо. Твой протеже не еврей?
— Нет.
— Поляк?
— Нет.
— Цыган?
— Нет. Чех.
— Тоже глупо. Надеюсь, не коммунист?
— Коммунистов ведь у нас теперь не существует.
Курт рассмеялся.
— Du bist suss![30]
В постели они забыли об этом разговоре.
ДАЙ МНЕ ЗНАТЬ
Нелла уже очень давно не получала вестей от Гамзы. Раньше открытки приходили каждые две недели. Клацел тоже не давал знать о себе. Она побежала в гестапо к комиссару, который вел дело Гамзы. Может быть, из Ораниенбурга запрещено писать? (Да разве ей скажут, даже если это и так? В этих делах пани Гамзова была неисправимо наивна.) Гразл потянулся за своим письменным столом и скорчил серьезную мину человека с характером.
— Напротив, мы сами следим, чтобы заключенные регулярно писали. Зачем понапрасну беспокоить родственников?