Игорь, сидя где-нибудь в уголке, прислушивался к этим мыслям, которые потоком шли у него в голове. Сначала они его пугали. Как так повеситься? Зачем? Ведь какая-никакая, а все-таки это жизнь. Он видит, слышит, дышит, ест, пьет, мечтает. А потом, если он повесится и умрет, этого уже не будет никогда, никогда. Он уже не увидит этого синего небосвода, не вдохнет воздуха, пахнущего осенней свежестью. Он не увидит ни учителей, ни ребят-детдомовцев, ни этой травы, ни этих деревьев. Жизнь будет продолжаться, а он ничего не увидит, не услышит, не узнает, а будет лежать в могиле, засыпанный землей. Нет, это было страшно! Нет, этого не хотелось!
Но, живя все так же тяжело, он постепенно стал привыкать к таким мыслям. Они его уже не пугали. А потом он стал соглашаться с ними. Ведь жить ему не становилось легче, а было еще тяжелей. Действительно, зачем мучиться? И однажды он твердо решил – повешусь!
Игорь стал ждать удобного момента. А до этого времени он нашел кусок прочной веревки. Натер его мылом. Сделал петлю. Попробовал – хорошо ли скользит веревка, затягивая петлю? Оказалось, что хорошо. И все время Игоря не оставляло чувство, что рядом с ним находится кто-то невидимый, который помогает ему в подготовке самоубийства.
И вот однажды Игорь подумал, что пришло подходящее время, чтобы покончить жизнь самоубийством. Он вынул из тайника петлю. Прошел, крадучись, по коридору. Вошел в темную комнату. Встав на табуретку, крепко привязал веревку к железному крюку, вбитому в потолок. Надел петлю на шею, затянул. Постоял, подумал, собираясь с духом. А потом, громко крикнув: «А-а, пропадай все!» – оттолкнул табуретку ногой. Почувствовал, что лишившись опоры, тело рухнуло вниз. Петля захлестнула горло, перекрывая дыхание. Он задергался, заплясал, перебирая ногами, вися в воздухе, захрипел, задыхаясь, открывая рот, из которого начал вываливаться язык…
Услышав чей-то дикий крик, в комнату заглянул испуганный детдомовец. Увидев висящего в петле Игоря, испугался еще больше и побежал по коридору, крича, созывая на помощь мальчишек. Они ввалились в комнату шумной толпой. Кто-то, подпрыгнув, полоснул острым ножом по веревке. Тело Игоря подхватили и, держа на весу за руки и за ноги, сняли петлю с шеи. Потом быстро перенесли его в другую комнату и, положив на кровать, стали слушать – бьется ли сердце, бить Игоря по щекам, стараясь, чтобы он пришел в себя, чтобы к нему вернулось сознание.
Он лежал на кровати, словно мертвец. Лицо отсвечивало синевой. Он не дышал. Сердце не билось. Мальчики стояли, переглядываясь, не зная что делать. Кто-то неуверенно сказал:
– Надо бы воспитателей позвать.
Но вдруг Игорь, мучительно простонав, вздохнул, закашлялся и, резко привстав, сел на кровати, испуганно оглядываясь по сторонам. Мальчишки, увидев ожившего покойника, отшатнулись от кровати. Кто-то хотел убежать. Игорь же, прокашлившись, отдышавшись, жалобно посмотрев по сторонам, бурно зарыдал. Он плакал, вытирая кулаком крупные слезы, катившиеся из глаз. Его стали успокаивать:
– Игорешка, чего ты, не плачь, не надо!
Но он все плакал и плакал. Наконец, успокаиваясь, он легко вздохнул и несмело улыбнулся. Кто-то из мальчишек, как бы шутя, спросил:
– Ну что, Игорек, как там, на том свете, что видел?
Игорь изменился в лице и, печально посмотрев на мальчишек, сказал:
– Плохо бы мне было на том свете. Когда я повесился и начал задыхаться, то подумал, что сейчас исчезну навсегда. Да не тут– то было! Я вдруг почувствовал, что выхожу через голову из своего тела. Вышел, опустился на пол и посмотрел сам на себя. И так мне себя жалко стало, висящего на веревке. Я понял, что сделал страшную ошибку, совершил глупость, но было уже поздно.
И вдруг ко мне со всех сторон подбежали маленькие, страшные, черные дьяволята – с рогами и хвостами. Они, окружив меня, запрыгали, заскакали, затопали копытцами, засвистели, захлопали в ладоши и, прыгая, кружась, хлопая, скаля клыки, кривляясь, радуясь моей погибели, закричали противными голосишками:
– Наш, наш, наш…
Хорошо, что меня вынули из петли, хорошо, а то бы…
Игорь вдруг опять заплакал и неожиданно для всех перекрестился…
Вот такая история. Такова доля всех самоубийц – вечное мучение в аду и радование бесов. Вокруг каждого самоубийцы они прыгают, скачут, радуясь и крича: