Скорректировать историю оказалось совсем не сложно. Убрать неугодных, задвинуть на дальний план опасных и неверных, бросить темную, карающую тень подозрений на ненадежных, оставив лишь тех, кто нужен, кто послушен, кто лоялен, кто необходим…
Людям?
Нет, конечно, нет. Что за сквозящие романтическим геройством шутки… Необходим им самим.
В отличие от Митара Зира давно уже перестала оправдывать свои поступки высшими идеалами и чьими-то глупыми заветами, оставила в прошлом эту бессмысленную игру высокопарных, лживых, напыщенных слов о долге и магии.
На днях ей пришло письмо от Валы, и она, прочитав первые строки, усмехнувшись, тут же со спокойной совестью выбросила его.
Браза, Вала… Неужели ты все еще веришь в эту чушь?
Хотя, после смерти Нила не удивительно, если она вообще утратила ясность разума. Как и Курт, и Дир. Они всегда были слабыми, всегда были безродными, лишенными гордости, амбиций и самоуважения, стройного внутреннего стержня, не такими как она и Митар.
Не зря лишь они вдвоем спустя столько лет остались у руля. Не зря лишь они оказались способными выжить в новом мире.
Лично она давным-давно выбросила из головы эти витиеватые, сквозящие затхлостью библиотек и пафосом безумия, пропитанные старческим маразмом, бесконечные речи учителя об истинной магии, параллелях и предназначении. Глупые теории страдающей от избытка собственного ума горстки людей, которыми желающие, типа Валы или Дира, если хотят, пусть забивают себе головы в душных залах Неймара или в борделях Мары…
Ее красивые, красновато-розовые, подчеркнутые бледностью лица губы искривляются в ехидной ухмылке.
…Пусть тратя свое драгоценное время на речи, письма, трактаты, бессмысленные исследования, пока агенты Митара окончательно не украсили их тела глянцевыми оттисками печатей. У нее, Зиры, найдет куда более важные, куда более нужные, куда более приземленные… ха-х… дела.
Ведь людям не нужны разговоры о магии, томительные думы о судьбе параллелей, пространные размышления о природе тех или иных заклинаний, им нужна безопасность, уверенность, комфорт, тепло, горячий ужин и спокойный сон, надежные защитники, который позаботятся о сохранности мира, суды и законы, которые поддержат порядок и накажут виновных. Им нужны мудрые лидеры, герои, примеры для подражания – люди нового времени, а не маги старого.
И если магия умирает, как ты утверждаешь Вала, то ни я, ни Митар тут совершенно не причем. Если магия умирает, то туда ей и дорога…
7
Одинокая фигура, объятая бурей. Хрупкий силуэт в окружении неутомимых, белых вихрей, сотканных, собранных из колких, ледяных снежинок. Гулкий свист ветра, разрывающего стройные тени неохотно сгибающихся, резко покачивающихся в разные стороны, не в силах сопротивляться безудержной силе стихии могучих исполинов-сосен где-то там на затянутом рябой пеленой метели горизонте. Бескрайняя чернота неба, безмолвная тишина ночи, бесконечная пропасть мыслей…
Вала стоит в небе, прямо посреди воздушного коридора Первого лабораторного корпуса Неймара окаменевшая, пугающе безжизненная посреди бушующей энергией, свободой, яростью пурги. Тонкие, сухие руки, обернутые шелковистой тканью светлого костюма безвольно опущены, плетьми свисают по бокам истощенного, сломленного усталостью и внутренней болью тела. Глубокие морщины, которым, кажется, уже не суждено разгладиться никогда, резкими, горизонтальными порезами-шрамами расчерчивают бледный лоб. Потемневшие густые волосы с хорошо различимыми прядями беловатой седины неподвижными, мягкими, растрепанными волнами спадают на узкие, сведенные, словно под тяжестью невидимого груза, плечи и сутулую, сгорбленную спину.
Очередная пустышка-ночь, что не принесет ей желанного облегчения в дурмане сна. Очередная непоседа-метель, которая своей безудержной красотой и силой не тронет ее погруженного во мрак скорби сердца.
Почему они все оставили ее?
Сначала родители, потом учитель и, наконец, Нил…
Нил…
На секунду ей кажется, что она уже не способна больше плакать, что в ее глазах опухших, красных, мутных уже не осталось слез. Однако проходит мгновение, и горячая, соленая капля, нерешительно задержавшись на мокрых полу дугах длинных, темных ресниц, все-таки торопливо сбегает вниз, чуть пощипывая дряблую кожу ее пепельно-серых, впалых щек, даря крупицу тепла и утешения.
Ей никогда не смириться с этим. Никогда не смириться с тем, что она не остановила его. Что не сумела показать, доказать ему, как сильно он заблуждался, полагая, что его магия – лишь проклятие, оружие темного, старого мира, что она – это горе и смерть, а не жизнь.