Мимо бегут секунды, а затем минуты.
Нил аккуратно сжимает своими горячими, сильными пальцами хрупкую ладонь Валы. И когда она, встревоженная, растерянная и бледная, поворачивается к нему, легко, ободрительно улыбается, невольно поджав губы. Он внезапно хочет сказать то, что так давно собирался, но…
За ее спиной раздается шум. Мгновение уходит. Вала отворачивается, холодная рука выскальзывает из ладони Нила.
Браза…
Раздосадованный он смотрит в центр лаборатории. Туда, где вернувшийся, целый, невредимый и очень-очень довольный стоит Курт, гордо демонстрируя чуть ошарашенной Ригве какую-то дерзко позаимствованную без спроса библиотечную книжку. Его лицо сияет подлинным восхищением и восторгом. Вала вновь радостно хлопает в ладоши, а Нил, не в силах больше хмуриться, чуть снисходительно, с пониманием усмехается.
Браза… Да это же … будущее!
Взволнованный голос Курта гулким эхом заполняет комнату, и Нил, несмотря ни на что, полностью с ним согласен.
2
Нердан Йорман, щурясь от лучей яркого, но уже практически негреющего солнца, легким, неспешным шагом огибает острые углы Фонтанного треугольника.
Осень. Вокруг почерневшие от непогоды и темной, тяжелой дорожной пыли, свернувшиеся на кончиках резных уголков, лениво шурша, перекатываются по сухой брусчатке опавшие листья, и так любимые когда-то магистром фонтаны уже месяц как молчат. Однако он не слишком расстроен. На стареющем, но по-прежнему обаятельном, выразительном, кое-где искаженном глубокими морщинами лице с яркими, светлыми, бледноватыми, голубыми глазами, тонкими, нечеткими губами, широким, овальным подбородком и высокими, чуть оплывшими из-за дряблости кожи скулами мерцает довольная полуулыбка. Он нарочно отправился на собрание пешком, хотя обычно предпочитал не тратить на прогулки лишнего времени и перемещался прямо в Дом высокого голоса, но сегодня решил отступить от привычек, чтобы своими глазами увидеть, как изменился за последние годы совсем крошечный, неказистый, суровый Неймар.
Ведь, если вспомнить, впервые он посетил этот затерянный в таинственной, молчаливой глубине северных лесов городок давным-давно, когда его границы еще обрывались прямо здесь, в треугольнике Первого лабораторного корпуса, а из воздушных переходов можно было любоваться могучими, древними как сам Литернес соснами и елями, плотным кольцом обступающими древнее поселение отшельников-ученых, а после, развернувшись, вдоволь наслаждаться задумчивым, неспешным течение огибающей Неймар с противоположной стороны неширокой, полноводной весной и летом реки, разделенной на два тонких рукава, словно обнимающей ими крохотный остров предоставленного всем ветрам мира Первого замка с примыкающим к нему круглым Домом общего стола и прямоугольником строгой, неприветливо хмурой Периодической башни рядом с Домом высокого голоса на другом, противоположном берегу. Тогда Нердана, совсем юного, следуя многовековым традициям этого места, поселили в узкой, безликой, мрачной комнатушке младших магов Квартала Невидимых – брата-близнеца куда более комфортабельного и почетного, щеголяющего сдержанным, умеренным лоском Квартала Первых, предназначенного для самих академиков.
Теперь же Неймар разросся… За углами стареющих, угрюмо-молчаливых, серовато-синих, с медно-зелеными вертикальными полосами дождевых подтеков стен Первого корпуса, испещренных бойницами тонких, прямоугольных, углубленных в кладку окон, выглядывали совсем новенькие, блестящие на солнце светлой кладкой ровных, плотно подогнанных друг к другу, слегка шершавых каменных кирпичей, причудливо изогнутыми трубами серебристых водостоков, и такими изящными по меркам Неймара,
Магистр невольно покачал головой, ох уж этот привыкший к суровой простоте северный вкус…
арочными проемами чистых, прозрачных, просторных окон Второй и Третий лабораторные корпуса. А с обратной стороны понимались аккуратные в два-три, редко четыре этажа уютные, будто чуть сплюснутые между собой домики недавно достроенного Общего квартала, который его младшие маги отчего-то все, как один, называли Кварталом Фильминов.
Магистр едва слышно усмехнулся одновременно и со снисходительным, ворчливым, покрытым тонким слоем ностальгической грусти упреком, и с разумным, одобрительным восхищением.