Но это был не слепой поток. В нем сливались воедино множество усилии и воль, устремленных к одной цели. Люди были разные — одни ловчее, проворнее, смелее, опытнее в науке войны, другие — менее сильны и ловки, менее решительны и храбры, но те и другие неудержимо двигались вперед.
Теперь уже воля высшего командования перелилась в младших командиров — этих первых и важнейших мастеров боя, подлинных тружеников войны со скромными лычками на погонах. От них теперь зависело, точно ли в назначенный срок придет та или иная группа бойцов к своему месту и сумеет ли она стать силой, способной нанести удар.
Колесики механизма вертелись… И всем хотелось, чтобы они вертелись как можно быстрее, без заминок — в полной тишине и чтобы это движение как можно дольше не было замечено противником.
Как бы в ответ на это желание Доброполова и всех бойцов, снова кто-то невидимый и мудрый нажал на рычаг военной машины.
Тяжелый грохотом наполнилась ночь и в грохоте этом потонули нечаянные всплески реки, дыхание людей, шелест и треск раздвигаемого камыша и боярышника. Орудия и минометы били на участке взорванного моста, все еще приковывая внимание немцев к ложной переправе и отвлекая их от настоящей…
Редеющий с каждой минутой мрак короткой июльской ночи вспыхивал сухим, злым светом.
Бревенчатый плотик, на котором тесной кучкой сгрудились десять человек, в том числе шесть пулеметчиков из взвода Бойко, страшно медленно, как казалось Доброполову, пересекал Нессу в наиболее широкой ее части. Сжимая автомат, Доброполов сидел на корточках, напряженно всматриваясь в выступающий из тумана противоположный берег. Грузный «Максим» стоял на плоту в полной готовности со вложенной в медную пасть лентой. Бойцы теснились возле ротного командира со всех сторон, — на правое плечо давил неуклюжий угрюмый Сыромятных, слева прижимался, чтобы не свалиться в воду Евсей Пуговкин. Связной Володя плыл рядом, одной рукой придерживаясь за плот, а другой держа над головой автомат.
И всюду, куда ни бросал взгляды Доброполов, он видел плывущих в тумане и идущих вброд по самое горло в воде людей. Некоторые перебирались по связкам из тонких жердей, другие плыли, сидя верхом на досках. Несмотря на орудийный гром, можно было уловить обычное бормотанье воды, хриплое дыхание, вырывавшееся из десятков грудей. Вдруг орудия справа умолкли и тотчас же загремели слева, но реже и глуше. Это напомнило Доброполову известную веселую игру. Немцы оказались в роли человека с завязанными глазами, вынужденного ловить ускользающего противника по звуку. Высокий камыш противоположенного берега уже потрескивал под натиском переправившихся людей. На досчатых плотиках, корытообразных лодках и просто на плечах они перетаскивали плоские ящики с минами, коробки с патронами и автоматными дисками.
Затянутое легким туманом небо светлело, и позади, на востоке, уже окрашивалось мутным багрянцем. Ракеты, повисшие над речкой и болотом, с каждой минутой горели все бледнее и казались ненужными перед всесильным светом наступающего утра.
Плотик уткнулся в густой камыш. Доброполов слез осторожно, стараясь не замочить автомата. Холодная вязкая жижа охватила его до пояс, стянула словно железный обруч. Лекарственный запах какой-то неизвестной болотной травы щекотал ноздри.
Пулеметчики сняли с плотика станковый пулемет, понесли вперед, прямо через камыш. Вся рота уже была на этом берегу. Внезапно к глухому рокоту орудий, стрелявших где-то слева, присоединилась, точно новая басовая партия в огромном оркестре, артиллерия, призванная прикрывать штурмующую пехоту. Артиллерийская подготовка началась, и сразу все, что происходило до нее, померкло.
Доброполов уже не думал ни о чем, кроме одного — за время этой огневой бури успеть пройти болото, и как можно ближе подобраться к окопам немцев. Он хотел подать какой-то сигнал, что-то крикнуть, но в этом уже не было нужды. Бойко, Пуговкин, Сыромятных и вся рота кинулись напролом, через камыш. И он тоже бросился вперед. Ноги его проваливались в противную болотную слизь. Расщепленные будылья камыша хлестали по лицу, рвали шаровары, впивались в тело кинжальными остриями.
Подняв автомат, задыхаясь, обливаясь потом, Доброполов лез вперед, то опускаясь в воду до пояса, то выбираясь из нее на скользкие и зыбкие кочки и снова погружаясь в темные хлюпающие провалы. Вдруг он вспомнил: