Невыразимая грусть охватила его.
— Ксюша, — тихо зашептал он. — Милая Ксюша… Знай — дорогу к тебе я всегда найду. Нашел я тебя, голубушку милую, под снарядами да как же я могу о тебе забыть?.. Вот скоро кончится война, скоро. Ксюша, и я сейчас же прилечу к тебе…
Послышались шаги. Аксинья Ивановна отстранилась. В палату вошла Катя.
— Товарищ старший лейтенант, машина готова, — возвестила Катя, ревниво взглянув на Аксинью Ивановну.
Вошли санитары. Доброполов растерянно улыбался. Губы Аксиньи Ивановны были плотно сжаты, лицо стало суровым.
— Ксюша, позови Митяшку, — попросил Доброполов.
Закрываясь косынкой, Аксинья Ивановна выбежала из палатки.
— Катя, может быть, можно еще денек побыть? — заискивающе спросил Доброполов.
— Что вы, товарищ ранбольной, — она умышленно подчеркнула такое обращение. — Санбат сегодня передвигается за своей частью. Куда же мы вас потащим? Желаю вам в тылу поправиться поскорее.
Санитары подняли носилки. За стеной палатки фыркал мотор автомашины. Маленькая цепкая ручонка схватила Доброполова за руку, когда санитары вынесли его из палатки.
— До свиданья, дядя Федя, до свиданья, — услышал он рядом детский голосок.
— До свиданья, герой. Сыночек мой! — крикнул Доброполов и, пользуясь тем, что санитары опустили носилки, обхватил вихрастую головку, поцеловал.
— Поправлюсь — приеду к тебе, Митяшка, окуней в Нессе ловить… Жди!
Аксинья Ивановна стояла тут же, плакала.
— До свиданья, Ксюша…
Он протянул ей руку. Без всякого смущения она припала к его груди.
— Счастливо тебе, Федечка… В дальний путь… Храни тебя, боже… Чтоб нога твоя скорее понравилась… Не забывай!
— Клянусь. Ксюша, — не забуду! Не забывай и ты…
Он поцеловал ее в последний раз…
Санитары осторожно поставили носилки в кузов машины.
Еще раз блеснули перед Доброполовым широко раскрытые, влажные глаза Аксиньи Ивановны, прощально вспыхнули у домика с сорванной крышей пунцовые мальвы — цветы жизни, — и машина тяжело закачалась на ухабах…
Январь — февраль 1944 г.