ых «доброжелателей» не бывает лица. Они всегда натягивают на голову капюшон, предпочитая «помогать» как бы из угла. Тогда она еще не знала, что эта помощь превратит ее жизнь в вечную гонку за призраками, в бой, что уже давно проигран, в жизненно важную операцию на сердце, когда пациент уже умер. Доброжелатели поставили свои условия: выполняй, что скажем, тогда будешь получать, как собака корм, подсказки, что приведут тебя к разгадке. Первая кость, брошенная ей, была названа Рамиром. Глухой переулок совершенно нелюдной улицы, куда неизвестно по какой причине занесло пару средних лет. Эта темнота до сих пор резала ей глаза, возбуждая в памяти фантомные фигуры людей, которых уже нет в живых. Если ее сердце было живым, то оно орало, срывая к черту горло, от боли воспоминаний. Это был первый и последний раз, когда она позволила себе быть лишь зрителем в сцене настоящего убийства. Неожиданно появившаяся группа людей, вооруженных ножами, навсегда окрасила ее сны кровавым красным, сбрызнула картину ее жизни алой краской. Поступило следующее условие обмена информацией: мы тебе кусочек сведений о семье, ты нам - голову мальчишки в коляске, имя которому Рамир. Айлин нервно дернула кухонную занавеску цвета морской волны; в ней вздымались цунами и бессильно опадали в сердцевину морской пучины. Время ушло, а когда был шанс вмешаться, она просто стояла и смотрела. - Я поступила, как истинный человек. Стояла и смотрела на беду других людей. Вы же так обычно поступаете? Достаете камеру, когда кого-то избивают? Скандируете со своих трибун в поддержку насильника, когда он измывается над жертвой? Политика невмешательства, даже когда кровью забрызгивает твою одежду - это же о вас, правда? - Ты говоришь так, будто под собой понимаешь меня, - осторожно сказал мужчина, смущенный ее слишком острым, точно игла шприца, взглядом. Она была для него гиперболизированной моделью всего и сразу. Если взгляд Айлин иголка, то он сам для нее, как бьющаяся на шее жилка, скрытая под покровом теплой кожи. И он знает, что этот укол будет болезненным в любом случае, сколько бы доктор не увещевал на свой профессионализм. - Почему ты спокоен? - спросила Айлин, в которой спокойствие вырывало себе волосы в приступе бешенства. - Я не спокоен, я... Я не знаю, как относиться к тому, что вижу и слышу. Вчера моя жизнь была совершенно обычной. Я верил в инопланетян, смотрел на звезды и представлял себе космос, каким его показывают в фильмах. Иногда читал книжки про сверхъестественное, чрезмерно много ел жареной картошки, переходил на «красный», но... Черт возьми, я даже не подозревал, что в мире есть что-то большее! - Все вы, люди, так живете. Не представляете, что есть нечто большее, нежели тупо работать от звонка до звонка, питаться вредной пищей и пополнять статистику больных диабетом или страдающих от порока сердца. Вы даже не представляете, какой потрясающий мир цветет за вашими стенами из пыли и выхлопных газов, утренней спешки и вечерней раздражительности. - Не нужно этой рекламной кампании. Я не собираюсь покупать билет в рай. - Потому что в аду жить проще? Всегда можно поныть и потыкать пальцем в невидимую судьбу, правда? - Сама-то веришь в судьбу? Ты, как я понимаю, так и не нашла ответов на вопросы о своем происхождении. - А ты, как я понимаю, не заметил ничего странного в моем рассказе? - Не заметил странного?! Возможно, ты не в курсе, но все, что связано с тобой, странно! Усталость набивала ватой ее вены. Кем бы она ни была, но она чувствует. Будь проклят ее создатель! Было ощущение, словно ее поместили в клетку под названием «Земля», к людям, как подопытную мышь. А потом ее череп вскроют и под мощной лупой рассмотрят достигнутый эффект. - Ну может, странно то, что ты меня не убила. Было бы проще прикончить младенца и получить конфетку за послушание, чем так и остаться ни с чем. - Да, ты прав. Но победа, полученная слишком высокой ценой, теряет свою ценность. Чем выше стоимость твоего триумфа, тем горче он на вкус. - Пожалела меня? Она слышала в его голосе незнакомые доселе переливы эмоций, точно кто-то играл его голосом, как на арфе. Зазвучала печальная мелодия на дрожащих струнах. Обида? Негодование? Злость? Понять человека было сложно. - Расскажи мне, что ты чувствуешь. Я теряюсь в твоих интонациях, как в зарослях камыша. - Ты слышишь какие-то интонации в моем голосе? Рамир не знал, с каким выражением лица смотреть на эту девушку. Это существо. Создание. Нечто, что он видит впервые в своей жизни. Нечто, что не показывают в учебниках биологии даже за старший класс. Определенно, существует то, чего мы не видим. Просто потому что не хотим открывать глаза. - Да. Твой голос отражается в моей голове, точно свет от зеркальных стен. Он вибрирует по-разному каждый раз, когда ты говоришь. Я пока не понимаю твои чувства. - Я злюсь, - честно ответил он. Взгляд мужчины переместился на природу за окном. - Хорошая погода, правда? Айлин краем глаза взглянула в окно и отвернулась. Деревья полыхали зеленью пышных крон, птицы о чем-то слишком громко шептались, небо растекалось кристально чистым океаном над головой. Но ее мало прельщала красота природы. Увы, но затхлая рутина жизни часто закрывает и солнце, и небо, и деревья решетками. Даже ей было знакомо чувство умирания заживо в стенах этого дома. - Почему ты злишься? Ты бы хотел умереть? - Да. Не знаю, догадываешься ли ты, но жить в этом мире в полном одиночестве... В общем, ни один дурак не согласится остаться один. Только в детских книжках и мультиках без родителей хорошо: делай, что хочешь, в школу не ходи, набивай живот конфетами. А в реальной жизни без родителей чувствуешь себя инвалидом без шанса на восстановление. Никто не знает, но кажется, будто у тебя нет ног и рук, и глаза не видят. У кого родители есть, те вечно мечтают от них избавиться, а я бы отдал все за то, чтобы прижаться к маме или получить нагоняй от отца. - Прости меня, - прошептала Айлин, в какой-то степени представляя себе его чувства. - Это пустота, которая разверзается, как земля под твоими ногами. Но она не дает тебе упасть с этого обрыва и разбиться, а мучает и мучает, жилами вытягивает из тебя силы, питается твоими слезами. - Ты тоже это чувствуешь? Она посмотрела на него в упор. Его глаза цвета темного кирпича столкнулись с ее цвета золотого песка, что почти истек в часах. Ее время почти вышло. Он стал ее последней надеждой. - Я чувствую, но немного иначе. Я знаю все виды чувств и переживаний, эмоции мне знакомы не понаслышке. Также я знаю, когда и при каких обстоятельствах нужно испытывать то или иное чувство, но я никогда не смогу ощутить его вкус. Как с едой и напитками. Я в курсе, как ощущается виноград, но я не чувствую его кислинки или сладкой сердцевины, например. - Твоя жизнь похожа на серое полотно. Девушка пожала плечами. Это был ее любимый жест. Единственный ответ, каким она владела - не знаю. - А откуда ты тогда знаешь вкусы и эмоции, если не испытывала их никогда? - Черт его знает. Я, словно энциклопедия, содержу в себе много теории, но практики нет. - Я не верю. Так не может быть. Существуют люди, не ощущающие горечи или кислоты, но чтобы не чувствовать совсем ничего? Айлин подошла к холодильнику и открыла его. Он всегда был забит до отказа. Просто так. Глупая человеческая привычка: не умея видеть, покупать книги; не умея слышать, закупаться дисками с песнями; не чувствуя вкусы еды, каждый день пополнять холодильник. - Яблоко, - показала она и откусила. - Желтые должны быть медовыми, но я не знаю, какое именно это яблоко. Колбаса, - достала нарезанную вареную, - должна быть нежной и средней солености. - Заела ею яблоко. - Наверное, такая, - снова пожала плечами. - Лимонад. Грушевый. - Отпила пару глотков. - Не имею понятия, что такое грушевый и лимонад вообще. М! - воскликнула Айлин и достала маленькую бутылочку. - Уксус семидесятипроцентный. - Эй! Эй! Стой! Не надо! - закричал Рамир, но было поздно. Айлин на его глазах отпила чуть меньше половины залпом и спокойно поставила уксус на стол. Мужчина сглотнул, чувствуя иллюзорную боль в горле. Выпила уксус семидесятипроцентный... - Самоубийцей меня обозвать не получится, - с грустью сказала она и плюхнулась на стул. - А хотелось бы? Горчичные глаза Айлин, отдававшие концентрированным уксусом усталости от жизни, поднялись на уровень его глаз. Рамир все понял. - Что еще можешь рассказать о себе интересного? - задал вопрос он, понимая, что все абсолютно, касающееся этой девушки, интересно. - Ну, я не сплю. Могу лежать с закрытыми глазами и делать вид, что сплю, но на деле буду слышать даже писк таракана у соседей на три этажа ниже. - У тебя настолько сильный слух? Она кивнула. Между городами она, конечно, не слышит голоса, но в пределах километра вполне могла услышать шепот другого человека. - А зрение? - При желании могу приблизить твое лицо настолько, чтобы увидеть содержимое пор. Как правило, мне не нужен бинокль. - Что ты делала для этих анонимных друзей? Девушка наклонила голову в бок, раздумывая, стоит ли открывать карты сейчас. Или подождать, когда пасьянс разложится дальше. - Разные задания. Путешествия по самым опасным местам планеты, где собирала клочки от ватмана, с ответами. Вмешивалась в жизни людей, выполняя прихоти этих ублюдков, получая взамен короткие ответы, из которых вот уже тридцать лет составляю текст, а он так и остается бессвязным. Путешествия во времени, чтобы понять, как изменились люди. Рамир слушал и кивал по инерции. Смысл