- Выходи – холод из распахнутой двери, заставил сжаться.
Элитный коттедж, который красовался на фоне соснового леса был ярко освещен, как снаружи, так и внутри. Музыка и веселье доносилось из открытых окон, и это при том, что на улице февраль месяц.
Волоком протащив меня по идеально расчищенным дорожкам, блондин насильно протолкнул меня внутрь дома.
- О, Серый, а ты тоже решил потусить, правда шлюху себе нашел стремную? – жирный боров, что был первым кого я увидела, ехидно оскалился пялясь на меня.
- Хряк, ебало завалил! Не твое дело! Где шеф? – блондин нервно перебирал пальцы, крепче сжимая мое плечо.
- Там! – глупо захлопав своими выцветшими ресницами, этот Хряк, ткнул толстым пальцем в сторону, откуда доносился шум. И меня, снова на буксире, потащили в глубь разврата, ведь все здесь кричало об этом. Куча выпивки, полуголые проститутки и братки родом из девяностых. Все в позолоте, бархате и с помпезностью малиновых пиджаков.
Следующей комнатой была столовая. Здесь было тише, да не так многолюдно. Семеро мужчин вальяжно сидели за овальным столом, который обслуживали две полуголые девушки.
- Шеф! -блондин, выставив меня перед собой, подал голос. Люди замерли, обратив свой взор на нас, но лишь один взгляд колюще прошелся по мне. Эти глаза снились мне каждую ночь, приходя в страшных кошмарах. Глаза, что разбивали мою маску, выпуская обгоревшую душу на волю. Эти глаза принадлежали человеку, что уничтожил меня.
- ВОН! – заорал вставший мужчина. – Все вон отсюда! - Его бокал полетел в сторону, а рядом сидящее, резко подорвавшись, заторопились к выходу.
- Бро! Но это ведь мой бёздик! - русоволосый парень, было подошел к мужчине, но резкий удар в поддых, и он уже валяеться на полу.
- Кому еще нужно повторить? - чеканя каждое слово, он прямо смотрел на меня. И если бы не хватка блондина, я бы первая рванула отсюда, из ада, что ожил.
- Лучше не дергайся - грубо отдернув, блондин прошипел над ухом. Мое тело боялось, не желало снова пережить ту боль, тот ад. Инстинкт самосохранения заставлял мышцы сжаться, заклякнуть. Подавшись назад, я наткнулась на широкую грудь, что словно стена перерезала мне выход.
- Не стоит... - голос блондина, словно приговор, заставил сердце замиреть в доле секунды от нового удара.
И пока мы вели свой неравный бой, вокруг нас творился хаос. Паренька сгребли и под руки вытащили из комнаты. Официанток сдуло, как ветром, а остальные присутвующие, оторопело, смотрели то на меня то на боса, но все же ногами перебирали к выходу.
Он, обойдя стол, направился ко мне. Столовая опустела, даже блондин, разжав свои руки, быстро ретировался. Щелчок закрывающей двери стал последней каплей, что наполнила мою чашу страха. Это неизбежно. Выхода нет. Но все же маленькая надежда, глупая и эфимерная, тлела в душе. Может не помнить? Забыл?
- Ненавижу! - но его крик, что словно громом ударил по ушам, лишь подтвердил, что он знает, помнит кто я. Большие ладоны, оковами, сжали мои предплечья, заставляя задыхаться от накатившей паники и страха. Его аромат, что неуловимой дымкой преследовал меня все эти годы, обжег легкие. Он нависал надо мной своим ростом, словно падальщик над жертвой. Его сила раздавливала меня, превращая непонятное и безвольное нечто. Рваное дыхание, что опаливало мое лицо и шею, сжигало во мне любое восприятие действительности, погружая в прошлое, в мой личный кошмар. - Ненавижу... - его губы коснулись моего уха, вызвав мелкую дрожь по всему телу. Затем власный, жесткий поцелуй ужалил мои немые губы. Грубо сминая, пожирая с каждой секундой, он прижал меня к своему телу. Одной рукой держа за шею, он не давал даже возможности пошевелится, другой же просто срывал тонкую блузу. Треск ткани давал понять, что ждать никто не будет, а мое сердце застучало так, что его эхо разлеталось по всему телу.
Безмолвной куклой чувствовала себя, пока его рука не прошлась по синяку, что опоясывал мой бок. Тихий скулеж, что вырвался из моих губ, заставил его оторвать меня от себя. Глаза полыхали пламенем ненависти и жаждой крови. Крутанув меня, он схватил меня за руку, и замер. Даже мне было видно всю синеву гематомы, что была у меня на боку, а о размерах свидетельствовало то, как боль распространялась по телу.