Результатом этого домашнего следствия было обвинение Евфросинии. Ее одели в крестьянский костюм и в сопровождении двух рабынь, не знавших по гречески, отправили в монастырь в Понт Евксин. Но в самом непродолжительном времени Евфросиния была возвращена ко двору. Куртизаны разочли, что ссылка императрицы не в их интересах, и стали ходатайствовать за изгнанницу перед императором, который и исполнил их просьбу. После шестимесячного изгнания Евфросиния снова явилась ко двору и с ловкостью, свойственной только умной красавице женщине, сумела забрать в руки бесхарактерного супруга более, чем когда нибудь. Хитрая Евфросиния, возвратившись ко двору из ссылки, не только не стремилась уничтожить власть временщика Константина Месопотамита, а, напротив, способствовала ей и всячески старалась поддержать фаворита в глазах мужа. Этот такт императрицы вполне упрочил ее положение при дворе. По своей капризной натуре она, разумеется, не могла удержаться от разных эксцентричностей. Переодевалась мужчиной, скакала по лесам и стремилась перещеголять охотников силой и ловкостью. Потом ей пришла фантазия узнать будущность министров. Она начала изучать магию; окружила себя шарлатанами, приказывала разбивать самые драгоценные статуи, в числе которых была разбита и статуя Геркулеса, высокохудожественное древнее произведение. Народ не любил Евфросинии, но, не смея оскорблять ее публично, выучил разным оскорбительным возгласам птиц по адресу императрицы, которые и были выпущены на волю. Но самое большое оскорбление нанес императрице сербский король. За короля Стефана Евфросиния выдала свою дочь Евдокию. Вскоре Стефан отрекся от престола и угнел в монастырь. Сын его страстно влюбился в мачеху и, когда его отец умер, женился на ней и имел от нее несколько детей. И вдруг любовь серба к жене превратилась в ненависть: он приказал переодеть Евдокию в рубище и отправил ее в Константинополь к родителям.
Мы знаем, что Алексей, при вступлении на престол, посадил предшественника своего, брата Исаака и его сына, в тюрьму, а Маргариту запер в монастырь. Молодой человек, по имени также Алексей, как и его дядя, бежал из тюрьмы в Германию к герцогу Филиппу Савойскому, своему шурину. Алексей горько жаловался на дядю, отнявшего у отца трон, и на страдания, которые они перенесли в тюрьме. Герцог принял живое участие в молодом принце и начал придумывать средства, как бы освободить старого Исаака из тюрьмы и отобрать для сына его Алексея корону от его дяди. В это самое время французы, соединившись с венецианцами, затевали новый крестовый поход. И так как греки всегда враждебно относились к крестоносцам, то герцогу Савойскому пришла идея заручиться союзом византийцев при посредстве воцарения принца Алексея, отец которого несправедливо был лишен престола, Крестоносцы уже высадились в Венеции и на судах республики сделали привал в Заре. Герцог тотчас же послал туда уполномоченных, которые сказали крестоносцам речь такого содержания: «Господа кавалеры! Филипп Германский и сын константинопольского императора уполномочили нас предложить вам следующее. Молодой принц отдается в ваши руки, и так как вы являетесь защитниками веры и справедливости, вы можете восстановить права молодого принца, а он за это обещает вам отдать Византийскую империю под покровительство латинской церкви, от которой она отделилась. Кроме этого принц предлагает вам помощь деньгами и войском для битвы с неверными». Некоторые возразили на это, что крестоносцы имеют миссией освободить церковь Христову, а не восстанавливать права императора Исаака и его сына. Но большинство крестоносцев стало на сторону принца Алексея. Многие из них рассчитывали поживиться византийскими богатствами; были и рыцари, которым казалось подвигом заступиться за изгнанника-принца. Но всех экзальтировала мысль присоединения греческой церкви к латинской. В конце концов было решено соединиться с принцем Алексеем и идти в Константинополь. 1203 года 6 апреля венецианский дож Генрих Дондола, командовавший экспедицией, отдал приказание сняться, и суда потянулись к Корфу. Там крестоносцы соединились с принцем Алексеем. Их многочисленные суда с развевавшимися знаменами и штандартами запестрели на поверхности моря. Все крестоносцы в количестве тридцати тысяч были в восторженном состоянии. Прекрасная погода как нельзя лучше благоприятствовала плаванию. Солнце ярко светило и его лучи отражались на оружии воинов; дул попутный ветер, натягивая паруса; повсюду раздавались пение и музыка. Несколько дней спустя, флот приплыл в Сан-Стефано, откуда глазам крестоносцев открылась чудная панорама, — названная «жемчужиной города» (Perla della citta). Далее они увидали целый ряд раззолоченных дворцов, утопавших в зелени садов, и блестящий купол церкви св. Софии, на котором отражались солнечные лучи. Невозможно описать энтузиазма крестоносцев при виде этого громадного города, этой массы мрамора и бронзы под чудным голубым небом. В то время, когда флот крестоносцев подходил к Константинополю, император Алексей и его супруга, окруженные куртизанами и куртизанками, пировали, нисколько не думая об опасности. Алексей не любил предаваться мрачным мыслям, заботиться о защите, собирать войско и возиться с солдатами. Он предпочитал пиры, музыку и танцы и никак не мог допустить мысли, что кто-нибудь осмелится нарушить его спокойствие. Придворные льстецы его уверили, что одно его имя наводит страх на всех врагов. Впрочем все византийские суда лежали в арсенале изломанные, в ожидании починки. Кроме того, великий адмирал, свояк императора, продал с судов всю железную связь, паруса и мачты, а деньги, конечно, употребил на вино, различные ароматы, драгоценные украшения и т. д. Словом сказать, император Алексей не имел флота, а потому и не мог его послать против неприятеля. Что же касается до армии, то ее составлял небольшой отряд иностранцев: англичан, датчан и две тысячи пизанцев, ненавидевших греков и ненавидимых последними. Все же вообще солдаты были крайне распущены и весьма мало дисциплинированы. Крестоносцы высадились на азиатском берегу и разбили палатки в Скутари, близ дворца — этого места всегдашних забав и наслаждений византийских императоров. Местные жители с любопытством рассматривали латинских латников, закованных в железо, высоких, как их пики. «Точно бронзовые статуи» — говорили туземцы. Императрица Евфросиния в страшном испуге не знала, что предпринять. Наскоро были сформированы восемь легионов, исправлено десятка два лодок. Столкновение началось встречей 50 крестоносцев-кавалеристов с 500 византийцев, также кавалеристов. Победа осталась за первыми — они наголову разбили византийцев и взяли их в плен; на каждого всадника-крестоносца приходилось обезоруживание десяти византийцев. Бароны-крестоносцы решили показать грекам сына их старого императора и кончить дело мирным путем. Для этого они убрали флагами свои суда, подплыли к городу, поставили на палубу Алексея и закричали народу: