— Совсем совесть потеряла, воровка! Еще тут и сношаться начнет!
— Не потеряла, тетя, и не воровка! А насчет этого, ты лучше у нее спроси?
Сказал Борька, отставая от нее сзади на шаг, но теперь уже она его потянула за собой, за дверь, приговаривая.
— Ну, не связывайся ты с ними, Борька! Отстань!
Потом она все–таки вырвала руку и зашагала перед ним, не оглядываясь по дорожке парка, высоко подняв подбородок. Как бы этим подчеркивая свое презрение и нежелание слышать их комментарии. Он плелся теперь сзади, от его решимости и желания не осталось и следа.
— Вот же суки старые! Как они могут настроение испортить! — В сердцах выругался.
Она остановилась и, подождав его, когда он к ней подойдет, сходу и беспощадно ему:
— А я тоже старая и могу тебе жизнь испортить, понял? Все, больше не приходи!
Оттолкнула его и быстро, не оборачиваясь, пошла назад в свой корпус.
Борька стоял и хлопал растерянно ресницами, и на глазах его от обиды даже выступили слезы. Потом вздохнул и сказал.
— А зря ты так, родная! Я же ведь не отстану! Я своего добьюсь.
Потом началось такое?
Каждый день ей передавали букеты красивых цветов, которые она тут же кому–то передаривала. Потом принесли целую корзинку фруктов и записку.
Она, смущаясь и оправдываясь, взяла ее и, читая, со слезами на глазах говорила, что это ее сумасшедший младший брат старается! Думала этим скрыть, оправдать к ней нежные чувства с его стороны.
А женщины разделились тут же на два лагеря, узнав все подробности. Одни, улыбаясь, и немного растерянно смотрели на нее и только осуждающе качали головами. А другие, собравшись между собой, возмущались?
— Это надо же, такая старая, а ей молодые любовники цветы каждый день и фрукты ящиками!
— Наверное, столько стырила, что думает, ей на три жизни хватит?
— А следователь приходил к ней и все слышали, как он на нее кричал.
— А что, что кричал?
— Как что? — Умничали. — Где деньги? Вот что! Спрятала и не отдает!
И уже совсем молодые, кто подходил и нехотя прислушивался, с насмешкой им:
— И правильно сделала! И я бы не отдавала! Что упало, то пропало и мое!
Потому, когда в очередной раз к ней пришел Борька, красивый в новом костюме, в белой рубашке и галстуке, то все замерли в ожидании интересных событий.
Подтянулись, высыпали из палат, сестрички выглядывали. Все как бы спрашивали друг дружку. Выйдет она или не выйдет? Станет при всех говорить или снова он ее будет тащить за собой?
Борька все прекрасно видел и чувствовал. Он их суть знал и понимал. А в чем загвоздка?
Дело в том, что у большинства женщин, что лежали подолгу в больнице, уже не было личной жизни, и никто им не приносил каждый день цветов и фруктов. Лучшее, на что они смели надеяться, так это на редкие посещения их мамой, товарищами по работы. Еще реже мужьями и еще реже детьми. А тут?
И не муж, а любовник, как все уверяли и что самое примечательное, молодой, красивый, цыганской внешности и… богатый! Так почему — то считали! Хотя, по этому поводу спорили до хрипоты, доказывая, что ей не надо ничего, у нее всего завались! Во! Показывали рукой под самое горло.
— А вы что же думаете, что директор ресторана, она значит нищая?
И только потом они увидели, что этот цыган, вытащил скрипку и замерев на секунду…
Никто не ожидал! Никто!
Его игра всех привела в замешательство! Такой музыки и в таком исполнении они никогда в своей жизни не слышали!
Борька, как бы не замечая их всех, кто замер, кто стал подходить, играл и играл, прикрывая на мгновенья глаза и когда он, закончив произведение, замолчал. То сначала несколько, а потом многие стали ему кричать.
— Браво! Еще, еще!
И он снова! Час его все не хотели отпускать, и когда он наконец–то опустил скрипку…
Ему так хлопали, так! Некоторые не могли скрыть слез, так его музыка расстроила, другие, наоборот, с радостными и счастливыми лицами….
И тут открылась дверь в палату, перед которой Борька все это затеял и гробовой тишине они услышали, как взволнованный женский голос, негромко произнес.
— Отпустите Борю, пусть он входит.
И сейчас же ему и те, и другие, и со всех сторон.
— Идите, молодой человек, она вас зовет!
— Иди, Боря, иди! Она ждет!
И тут же какой–то веселый и немного грустный голос молодой девки.
— Вот, бабы, как надо! А вы говорите? Вот как ей повезло!
Потом они долго сидели в палате и их оставили наедине. Потом заглядывали и тут же прикрывали дверь и всем.
— Тише! Сидят и молчат! Не мешайте, гуляйте, гуляйте… И только по всему корпусу разносилось потом:
А как она красиво? А какой парень? А какая она? А вы знаете, они смотрятся вместе! Ну и что возраст? В любви все возрасты покорны! А как красиво, а?
И когда они вдвоем вышли, она отважилась его проводить. То все вокруг и те, и другие…
Спасибо! Приходите еще! Не слушайте никого, вы красивая пара! И все в том же духе…
Вышли на улицу. Вечер, стемнело.
— Боря? Ты что? Ты зачем это все устроил?
— Не обижайся! Хорошо?
— Хорошо! Я и не обижаюсь.
— Спасибо тебе за все!
— Да собственно не за что. Я ничего такого не делал. Хулиганил понемногу. Чуть твою дверь не сломал в ресторане, потом чуть не сорвал процедуры в больнице…
— Ты что? Нет, ты такое сделал… А ты?
— А я ничего, просто я тебя…
— Не надо, прошу тебя!
— Нет, надо! Я люблю тебя, Элен! Я хочу поцеловать тебя. Можно?
— Нет, не надо… Не обижайся, Борька, но я не могу…
— Что не можешь? Ты злишься?
— Нет, что ты! Спасибо за чудесный концерт. Он всем так понравился. Ты еще приходи и всем…
— Мне не надо, чтобы все. Мне надо, чтобы ты мне сказала?
— Что?
— Все!
— Иди домой, Борька, уже поздно! Иди… прошу тебя! Ну же, противный мальчишка!
— Чей?
— Что чей?
— Ты чего спрашиваешь, ты что забыла, что у нас одна мама!
— Да ладно тебе уже, иди… Иди, мой мальчишка! Пока! Приходи, я тебя буду ждать!
— Приду! Я тебя люблю!
— И я! Все! Пока! Потом, Борька, потом! Иди, а то я обижусь! Не стой, а то я замерзну. А мне нельзя.
— Я знаю, и я больше не буду…
— Совсем как маленький мальчишка!
— А я знаю! Если я маленький, то на ночь ты мне должна пожелать спокойной ночи!
— Спокойной ночи!
— Э, не так! А поцеловать?
— Иди уже, противный мальчишка!
— Неужели я не заслужил благодарности?
— Заслужил, ладно, подставляй лобик!
— Нет, неужели я так мало заслужил?
— А что ты хочешь?
— Знаешь, ты такое меня лучше не спрашивай, а то я, не получив поцелуя, останусь тут на ночь!
— Ну и оставайся! Подумаешь?
— Не будешь целовать?
— Нет, только в лобик!
— Ну, знаешь?….
Борька, куда ты лезешь? Иди к черту, дурачок! Ну ладно, ладно, задушишь…
Потом она вырвалась, и быстро, немного сгорбившись и не оглядываясь, — ушла, а он стоял обалдевший от ее запаха, от ее губ, горячих, желанных и не верил себе, что он и она, что они вместе…
— До завтра, любимая, я люблю тебя!
И она в то же мгновение, находясь на крыльце, оглянулась, как бы стараясь принять на себя его такое нежное и такое искреннее пожелание и сама.
— Ой, Борька, сумасшедший, но как целует, противный мальчишка! Мне надо будет все разузнать об этом его неожиданном таланте…
И пока поднималась на свой этаж, то непрерывно с кем–то: то здоровалась, то кивала головой, встречая приветливые и добрые взгляды, подумала.
Это же надо! Какая в нем сила! Он не только меня заразил своей любовью, но и всех их! Всех и их, и этих! Вот о каком таланте я должна беспокоиться, если уж я так решилась!
Решилась? Как это решилась? Когда?
И так, не решаясь себе признаться, шла к себе в палату, загадочно улыбаясь и как бы озаряясь светом от его тепла и таланта. Так и уснула, легко улыбаясь. Вспоминая и ощущая его лицо и такие красивые, просто светящиеся в темноте глаза…