* * *
Смерть – совсем не такая, как мы думаем. Она даже не вызывает неприятных ощущений. Кроме, пожалуй, легкого разочарования. Что-то вроде: «И это все?» Тебе не жарко, не холодно – ты вообще ничего не чувствуешь.
Ни боли, ни мучений – просто колышешься в пространстве.
А я-то готовился, волновался. Получается, совершенно зря. Если честно, я ожидал большего. Жаль, что не смогу поделиться впечатлениями с живыми. Глупо всю жизнь беспокоиться из-за такого пустяка. Ведь это простая формальность, как проход через таможенный контроль до принятия чрезвычайных мер по борьбе с терроризмом. Подошел к посадочному терминалу – и готово дело. Никто тебя не обыскивает, не задает каверзных вопросов. Багаж тебе без надобности. Заходи такой, как есть. Верно сказал Шекспир: «Всечасно в смертной муке умирать внезапной смерти мы предпочитаем»[1]. И такое приходится наблюдать сплошь и рядом. К сожалению.
Не могу в точности описать, как я это себе представлял, но я не возражал бы, если бы все оказалось чуточку эффектнее. Ангелы, трубящие в трубы? Покойные родственники, собравшиеся в полном составе поздравить меня с днем рождения?
Или даже сам Господь Бог, why not?
Но нет. Ничего, никого. Я будто запеленут в плотный кокон из ваты. Впрочем, есть одно немного странное ощущение. До меня словно бы доносится женский голос – далекий, слабый, невнятный.
Голос приближается, звучит все громче и явственней.
Теперь этот голос орет мне прямо в ухо:
– ДУРАК! ТЫ МЕНЯ НАПУГАЛ!!!
От смерти никакого толку
– Дурак, ты меня напугал! Пакита с упреком смотрит на меня. Я хочу успокоить ее, уже открываю рот, чтобы произнести бесцветным голосом: «Не волнуйся, со мной все в порядке», но тут она сердито выдыхает: «Ффу-у!» – и говорит:
– Я подумала, на мне паук сидит! С перепугу заорала как резаная! А все из-за тебя!
Затем продолжает:
– Ладно, пойду я. А тебе пора вставать, ты так не думаешь?
И наконец, не подозревая, какой мрачной иронией пронизаны ее слова, восклицает:
– Давай-давай! Нечего валяться трупом!
Она все еще стоит передо мной и застит горизонт. Мне смутно вспоминается: надо кое-что проверить, но что именно?.. Вылетело из памяти. А ведь я это помнил, еще какое-то время назад… Время…
ВРЕМЯ!!!
Пакита делает шаг в сторону, и я вижу циферблат часов на стене кухни.
11 часов 04 минуты.
Не может быть.
Эти часы идут безупречно, как куранты на башне, не спешат и не опаздывают, они показывают время с абсолютной точностью, секунда в секунду.
Я боюсь пошевелиться. Если я шевельнусь, наверняка произойдет что-то ужасное. Я застрял в трещине во времени, и смерть дала сбой, но в ближайшие секунды неисправность будет устранена, движение восстановлено. И я замираю, задерживаю дыхание. Дышать? А зачем?
Минутная стрелка сдвинулась еще на деление. На часах 11 часов 05 минут.
– Ну, с нервами у тебя сегодня полный порядок! – хихикнув, замечает Пакита.
А затем:
– Я пошла. Насар будет волноваться, и мне еще тесто надо поставить.
Затем:
– Зайдешь сегодня? Насар сердится, говорит, он тебя две недели не видел, а то и больше.
И наконец:
– Ну, зайчик, давай чмокнемся на прощанье.
Пакита наклоняется, чтобы запечатлеть на моей щеке материнский поцелуй, на часах 11 часов 06 минут, и я делаю нечто непривычное для себя: сажусь, обхватываю Пакиту за талию, изо всех сил прижимаюсь к ней, зарываюсь носом в ложбинку между ее грудями и реву белугой.
* * *
– Ну-ну, зайчик, что у тебя стряслось? Любовная драма?
Пакита не пытается извлечь мой нос из ложбинки между своими грудями. Она поняла: происходит что-то очень серьезное, я потерял голову, не знаю, как жить дальше, и нуждаюсь в ласке и утешении. В ее представлении девчонки с окраины это может означать только одно: любовную драму. Что еще заставило бы Пакиту так горько плакать?
Я отрицательно качаю головой, насколько это позволяет ограниченное пространство, которым я располагаю.
Встревоженная чуть сильнее, она решается затронуть более неприятную тему:
– Проблемы со здоровьем?
Таких проблем у меня точно нет! Напротив, я полон жизни. Я опять качаю головой и пользуюсь этим, чтобы вобрать чуточку воздуха левой ноздрей. Глупо было бы сейчас умереть от удушья.