Иноуэ Хисаси
Жизнь с отцом или Радуги над Хиросимой
Перевод с японского Мари Йонэхара
Литературная переработка перевода Елены Кузнецовой
Сцена первая
Музыка и тьма медленно охватывают сцену и публику. Через некоторое время музыку разрывают раскаты грома, вдалеке сверкает молния. Постепенно в ее отсветах возникает крохотный ветхий домишко. Этот домик принадлежит Мицуэ Фукуёси, находится в городе Хиросима у восточного подножия горы Хидзи. Половина 6-го вечера последнего вторника июля 1948 года. Слева кухня, столовая, в ней стоит складной столик; рядом спальня-кабинет с книжными полками, письменным столом и большим стенным шкафом. Внезапно из прихожей, через столовую, вбегает Мицуэ, стуча деревянными сандалиями. Ей 23 года. На ней старомодная белая блузка, брюки, переделанные из поношенного кимоно. Она крепко держит в руках сумку с деревянными рукоятками. В момент ее появления ярко сверкает молния. Мицуэ, не выпуская из рук сумки, падает на татами, закрывает ладонями глаза и уши, кричит.
Мицуэ. Папочка, страшно!
Раздвижные дверцы стенного шкафа открываются. На верхней полке сидит Такэдзо.
Такэдзо. Мицуэ, сюда, сюда, прячься скорее!
Такэдзо в белой рубашке и костюме, накрывает голову подушкой, чтобы уберечься от грозы. Другую подушку кидает Мицуэ.
Такэдзо. Что же ты медлишь? Скорее влезай на нижнюю полку, накрывайся подушкой!
Мицуэ(слегка удивленно и обрадовано). Неужели ты здесь, папочка?
Такэдзо. А где же мне быть? Для тебя я готов прийти куда и когда угодно. Как же без меня?
Мицуэ. Но это так неожиданно, непредсказуемый мой папочка…
Такэдзо. Что ты бормочешь? Скорее полезай сюда… (Сверкает молния.) Видишь, опять!
Мицуэ(влезая в шкаф). Папочка…
Постепенно гроза уходит. Мицуэ и Такэдзо продолжают разговор, прерываемый далекими раскатами грома.
Такэдзо. У тебя, доченька, три охранника — я, стенной шкаф и подушка. С ними гром и молния не страшны.
Мицуэ. Мне уже 23! Взрослой женщине неприлично бояться грозы. Это невыносимо стыдно. Я презираю себя за это!
Такэдзо (твердо). Но ты не виновата.
Мицуэ. Однако же…
Такэдзо. Ты до недавнего времени слыла бравой спортсменкой в легкоатлетическом клубе женского института и в любую грозу бегала по стадиону.
Мицуэ. Да, это потому, что в клубе было всего три члена, и на мою долю выпали короткая и длинная дистанции. Некогда было думать о грозах и молниях.
Такэдзо. Почему же тогда, отважная моя доченька, ты стала так бояться грозы?
Мицуэ. Не знаю, но мне невыносимо страшно…
Такэдзо. С каких пор ты стала такой?
Мицуэ. Кажется, три года назад.
Такэдзо(осторожно). Может быть, с момента взрыва?
Мицуэ. Ты тоже так думаешь?
Такэдзо(кивая головой). Ты помнишь Нобу, хозяина фотостудии Томита?
Мицуэ. Конечно, наша семья часто у него снималась.
Такэдзо. По мастерству он один из пяти лучших фотографов в Хиросиме.
Мицуэ. Да-да, и еще он с папочкой занимался опасными делами.
Такэдзо…Опасными делами?
Мицуэ. Ты, папочка, нашу гостиницу Фукуёсия целиком сдавал в аренду офицерам сухопутной армии. Они там регулярно проводили собрания. Благодаря этому тебе доставалось много ценного.
Такэдзо. Ну да, да. И рис, и рисовое вино, и консервы, кета, говядина, сигареты, конфеты. У нас в закромах было все. Доченька, твоя мама умерла, когда ты была младенцем. Я жалел тебя, и поэтому старался, чтобы ты ни в чем не чувствовала недостатка. Ты ведь и так страдала от недостатка материнской любви…
Мицуэ. Ты, папочка, с помощью риса и сигарет привлекал женщин на горячие воды, а когда они, обнаженные, купались, дядя Нобу их фотографировал, а снимки показывал офицерам. Вот поэтому…
Такэдзо(перебивая). Вот поэтому Нобу сейчас продает на рынке у железнодорожного вокзала фальшивые картофельные кексы.
Мицуэ. Я это знаю.
Такэдзо. Почему Нобу, прекрасный фотограф, должен кормить себя теневой торговлей?!