— А сколько это на сегодняшние деньги?
Спутник дамы любит считать, это сразу видно.
— Ну если и не миллиард, то пятьсот миллионов будет точно.
— Найти бы! — говорит мечтательно дама.
— Да их давно уже прикарманили! — это опять третий, с дорогими часами.
— Не думаю, есть версия, что де Лиль-Адан поступил как какой-нибудь из карибских пиратов…
Вся троица смотрит на меня, будто ждет откровения.
— Он велел зарыть сокровища ордена на одном из близлежащих островов, нанеся его на карту, только зашифровав перед этим. А карта пропала. Островов же здесь…
И я гордо показываю рукой и на Черный остров, Кара-Аду, и на Кос, и на всю мелочь, что толпится в море между ними.
Если бы я сам прятал сокровища, то выбрал бы для этого Кара-Аду. В нем действительно есть что-то таинственное, по крайней мере если смотреть издалека. Обрывистые, крутые склоны, поросшие непроходимым кустарником, каменистые пляжи с угрожающими скалами, темные жерла пещер, хотя и там сейчас цивилизация, но ведь ее точно не было в этих местах почти пятьсот лет назад.
— Карту бы! — задумчиво проговорил грубоголосый и посмотрел на меня.
— А как вывозить будешь? — это уже подал голос спутник дамы.
— Сначала найти надо, а потом видно будет, ребят позову…
Видимо, солнце на них все-таки подействовало. Иначе мне сложно объяснить последовавшее за этой фразой предложение «нарыть карту» и обещание «дать мне тоже бабок».
Конечно, я мог ее нарисовать, но это совсем не входило в мои планы. Да и потом, если дама и ее спутник производили впечатление пусть не очень умных, но все же отчасти вменяемых людей, то этот точно был из тех, кто в девяностых отрывался по полной. Потом затаился, чуть пообтесался, стал уважаемым среди себе подобных членом общества. Может быть, даже пошел в политику и теперь депутат какого-нибудь местного законодательного собрания, но это все абсолютно ничего не значит. Как я не могу убежать от себя, хотя и пытаюсь постоянно, так не может этого сделать и он, но вот как ускользнуть от этой нелепой ситуации, которую я сам и создал своим бредом?
Мамур ждет нас у входа/выхода.
— Вы довольны?
Я перевожу вопрос и с удовольствием транслирую по-английски ответ, мол, все было круто, мужик, только нам бы вот еще карту… Стоп, это переводить я не буду, Мамуру об этой части нашей экскурсии знать не следует.
На прощание грубоголосый протянул мне руку и сказал:
— Арнольд!
Потом подумал и добавил:
— Это мое имя!
Рукопожатие было крепким и потным.
— Ты знаешь, где офис? — спросил Мамур. — Иди, подожди меня там!
— Телефон, — сказал Арнольд, — как мы созвонимся?
Я еще не завел себе турецкую симку, придется сегодня это сделать.
Арнольд написал что-то на листочке, свернул его и протянул мне.
Они пошли вместе с Мамуром к машине, а я развернул листочек и увидел накарябанный номер мобильного телефона. И еще стодолларовую купюру, тоже свернутую пополам, видимо, это был бакшиш.
Тень Великого магистра рассмеялась за моей спиной, и мне даже не надо спрашивать, кто это, Фабрицио Карретто ди Финале или же Филипп де Вилье де Лиль-Адан. Ведь каких-то полчаса назад я сам назвал последнего.
15. Халиль и Гюльсюм
Халиль не любил Бодрум, да и было за что. Семь лет в крепости, в каменном мешке на нижнем ярусе, от одной стены до другой пять шагов. По крайней мере, я бы за это время точно взвыл.
Про Халиля мне рассказала Дениз вечером субботы, утро которой началось с того, что я встретил Озтюрка. Он шел по променаду в сторону пирса, фотоаппарат болтался у него на шее. А глаза были безумны.
Это наиболее точное слово, которое можно подобрать. Не грустные, не печальные, не тоскливые, даже не сумасшедшие. Именно что безумные.
Я вгляделся в них, и мне стало страшно.
С тех пор как я переехал на «Istavrit», я не видел никого из «Конкордии», да и новые обязанности, если их можно так назвать, не давали возможности задумываться о недавнем шуме в отеле, связанном с исчезновением аниматорши Марины.
В конце концов, помочь я ничем не мог. Есть полиция, которая обязана с этим разобраться, а у меня достаточно своих призраков. Всю минувшую ночь я опять разбирался с ними, то выгуливал пса, то выслушивал упреки матери, да еще новая напасть: временами из каких-то совсем уж неведомых глубин сна выныривал лысый и коренастый Арнольд, начинал подмигивать мне, а потом вдруг, с присвистом и шипом, выдыхал лишь одно слово: «Карта!»
Так что Озтюрк с безумными глазами был лишь еще одной метой этих странных дней, в которые я попал как в ловушку, устроенную, по всей видимости, несколько столетий назад кем-то из госпитальеров, для пущей неприступности замка Святого Петра. То ли это был глубокий колодец с острыми кольями на дне, то ли проваливающийся пол, а за ним каменный мешок со стенами, что начинают внезапно двигаться навстречу друг другу. В общем, нормальный готический бред, тень романтического чтива, которым я упивался тогда, когда даже не подозревал, что встречу Леру, что потом, много лет спустя, заведу собаку и что так и не смогу отойти от ее смерти, ведь даже уход матери настолько не потрясет меня. Видимо, что-то не то со мной, скорее уж, безумен не Озтюрк, а я, хотя по моим глазам этого не скажешь.