Если бы она не увидела в то утро Озтюрка, то ничего бы этого не произошло. Еще вечером все шло иначе, он улыбался ей, они танцевали в диско-баре, что рядом с отелем, а потом он позвал ее с собой в Бодрум. У нее не было выходного, и она опять нарушила правила, но ничего поделать с собой не могла. Поехали они на такси, платил Озтюрк, побыли в одном клубе, затем в другом, опять танцевали, курили кальян, а потом целовались у моря, она была готова уже на все, но Озтюрк сказал, что еще не время, и улыбнулся как-то очень нежно, она гладила его руки, ей никогда еще не хотелось так, как сейчас, но ведь действительно, не на пляже этим заниматься, чтобы потом вычищать отовсюду песок. — Ты меня любишь? — спросила она. Он ничего не ответил, ни «ашкым», ни «севгилим», просто улыбнулся, взял ее за руки и повел в сторону bus station, по-турецки они называют ее смешно, «гараж».
Долмушики уже ходили, скоро наступит рассвет.
Ночной охранник у входа в «Конкордию» сделал вид, что их не заметил, лишь подмигнул им и отвернулся. Они проскользнули в ворота, скоро она уже спала, а проснулась с каким-то идиотским чувством, будто все кончено и больше уже никогда и ничего не будет. Ее ломало от недосыпа, надо было идти на завтрак и потом приступать к этим ежедневным играм с отдыхающими, улыбаться, разговаривать, опять улыбаться, хотя хотелось одного, остаться в постели, повернуться на живот, обнять подушку, уткнуться в нее и зареветь.
Но пришлось встать и пойти.
Лучше бы она этого не делала. После завтрака, когда настала ее очередь идти на пляж и обходить загорающих и ленивых постояльцев, отмахивающихся от нее в этот предполуденный час, как от мухи, что мешает наслаждаться всеми прелестями отдыха у моря, Марина вдруг увидела Озтюрка. На нем висла крашеная белобрысая девица из Красноярска, приехавшая в отель всего пару дней назад в компании с еще одной девицей, только уже черненькой.
До этого они не отползали от бассейна, разве что делали несколько шагов в сторону бара. Кокетничая и посмеиваясь, брали у Махмуда, красивого бармена в белой рубашке и черных брюках, по очередному коктейлю, да так и проводили время. Лишь во время обеда оставляли свои лежаки, но потом появлялись опять, жирно намазанные кремом от загара и уже хорошо поддатые, плюхались в бассейн, опять пили коктейли, в общем, отдыхали, как и большинство соотечественниц и соотечественников.
Марина насмотрелась на им подобных. Иногда ей становилось стыдно, но потом она вспоминала родину, и стыд исчезал, все было естественно, иначе и быть не могло, вырвавшись из всех этих богом забытых городов, сложно не пойти в отрыв, даже жители столиц, и те сходят с ума, а что остается другим?
Порою ей было неловко, что остальные над русскими посмеивались, хотя не над всеми. Были нормальные, иногда даже улыбающиеся и говорящие на английском или французском, но таких было мало, сейчас же она просто была готова убить любую русскую, да и любого турка.
Первым нельзя верить, она знала это еще с тех пор, как лучшая подруга переспала с ее парнем, хотя в родном городке мужиков много, а вот нормальных парней нет, нефтяники ищут там другое, не женщин, а деньги. Больше всего ее поразила реакция подруги, когда, войдя в комнату, Марина увидела их в одной постели.
— Ну и что? — сказала та.
А потом вдруг добавила:
— Если хочешь, присоединяйся к нам!
С тех пор они не виделась. Подруга, как и тот Маринин парень, давно числились под графой «бывшие», но осадок, горькая мерзость во рту, ощущение нечистоплотности остались. Может, именно от этого она и сбежала сюда, в райское место, когда-то именовавшееся Мюсгеби?
Туркам верить тоже нельзя. Они лживы, она убедилась в этом сама сегодня. Кто заставлял Озтюрка говорить ей вчера нежные слова, танцевать с ней, чувствовать себе королевой?
В Марину как бес вселился, такого с ней еще никогда не было. Если мир похож на зеркало, то сейчас оно расколото. С неба падают блестящие осколки, только амальгама покрыта множеством мельчайших трещинок, и, как ни вглядывайся, невозможно увидеть истинную картину того, что было вчера, все изменилось, стало другим, даже лицо Озтюрка выглядит ужасно, не говоря уже о его спутнице с размалеванными глазами вампирши и выпирающими изо рта клыками.
У подруги тоже были такие. Когда Марина смотрела, как они бесстыдно лежат на кровати, даже не натянув на себя одеяла, то под ослепительным электрическим светом вдруг разглядела, что из уголков рта у нее выступают длинные, желтоватые клыки, с которых капает кровь. И рот весь был в крови, как у волчицы после охоты. А у него на шее был хорошо заметен след укуса, и был он какой-то другой, с отсутствующим лицом мертвенно бледного цвета, то ли жертва, то ли сообщник, трудно вспомнить сейчас.