лизации.” Когда я увидел, что Тамала Кришна получил разрешение, это дало новый импульс моим мыслям в этом направлении. Несколько раз я присутствовал при обсуждении планов проповеди в Америке.
“Без проповеди, — говорил Прабхупада, — ИСККОН потеряет всякий смысл. Вопросы управления не будут представлять никакой сложности, если все преданные станут просто следовать принципам, воспевать Святое Имя п принимать прасадам. Проповедь прежде всего. Да, хорошо, если президенты и Джи-Би-Си переключаются время от времени на проповедническую деятельность.” Другой раз Прабхупада рассказывал нам с Тамалой Кришной историю о том, как оп покинул свой дом с тем, чтобы проповедовать.
“Я все время размышлял о том, — рассказывал Прабхупада, — как я могу принести благо каждому. Как говориться в Бхагавад-гите, сарва-бхутапсш. Если человек не осознал этого, то как он может быть представителем Бога? У меня никогда не было националистических или гуманистических интересов, меня заботила судьба всех живых существ. Еще будучи домохозяином, я проповедовал, и люди приходили. Но члены моей семьи в этот момент пили чай наверху. Я очень сердился на них. Я сказал моей жене - ‘Ты или бросай свой чай, или потеряешь мужа’. Она думала, что я шучу. Но я был полон решимости и принял сшшьясу. Семья восприняла эго как глубокий шок. Но теперь я совершенно доволен.” ”Это наша удача, — сказал Тамала Кришна, — что у вас были разногласия с женой и что она предпочла вам чай. Потому что теперь мы все спасены.” Казалось, Прабхупада хотел сказать что-то еще о своей семье, но затем произнес: “Я не собираюсь больше о них говорить.” “Поезжайте, проповедуйте и оставайтесь активными,— сказал нам Прабхупада, — а когда вы состаритесь, можете приехать в Майапур и просто воспевать Харе Кришна.” “Но Шрила Прабхупада,— спросил Тамала Кришна, — Что означает ’состаритесь’?” Прабхупада ответил: “Об этом нужно судить индивидуально. Что касается меня, я не такой старый.” “Тогда мы тоже, Шрила Прабхупада,— сказал я, — будем следовать вашему примеру и никогда не скажем, что состарились для проповеди.” Однажды, когда Тамала Кришна уже ушел, и я был один с Прабхупадой, он продолжил говорить о своей проповеди. “Когда я поехал в Ныо-Йорк, — говорил он, — я просто сидел с барабаном. Многие танцевали. Тьитам был? В то время мне приходилось прикладывать много усилий. То были счастливые дни. Три часа пения в парке, потом назад в храм, там еще программа на два часа. На кухне там была такая скамейка, и я частенько сидел на ней и глядел на ночную Вторую Авеню. Я не мог спать.” Прабхупада продолжал, описывая различных преданных со Вторую Авеню 26, и он вспомнил пиры и, как много людей приходило на них. Он вспоминал также, как субботними вечерами преданные помогали готовить пир. “То были счастливые дни.” — повторил он.
Все эти разговоры о проповеди очень воодушевляли, но в то же время они усиливали во мне желание проповедовать самому. Я вышел поговорить с Тамалой Кришной в его хижине.
“Я думаю, что я бы тоже не отказался поехать проповедовать в Америку, — сказал я, — Я мог бы снова собрать свою странствующую группу и ездить
из города в город. Что ты думаешь по этому поводу? Иной раз я думаю, что кто-нибудь другой мог бы выполнять те простые обязанности, которые выполняю я.” “Я не знаю, что на это сказал бы Прабхупада,— ответил ои, — Как бы то ни было, главное — это привязанность к духовному учителю. А ее можно развить и будучи слугой или секретарем. Я считаю, что, если ты хоть иногда чувствуешь, что это не самое подходящее для тебя занятие, то ты можешь попросить Прабхупаду отпустить тебя проповедовать. Но до тех пор пока ты чувствуешь себя духовно сильным благодаря тому, что, прислуживаешь ему, печатаешь его письма, пишешь статью для “Бэк ту Годхед”, тогда лучше всего делать то, о чем Прабхупада тебя попросил. Если это даже и не проповедь, то, в любом случае, важное служение.
На некоторое время эти слова отняли у меня желание даже заговаривать со Шрилой Прабхупадой о смене служения.
Через несколько недель пребывания в Бомбее, Шрила Прабхупада получил письмо от Бхагавана даса, его представителя Джи-Би-Си в Южной Европе, приглашавшего его в мае совершить тур по европейским странам. Бхагаван обрисовал в общих чертах возможный маршрут поездки Шрилы Прабхупады: сначала прилететь в Рим, затем в Женеву, Париж, а также Германию. Немедленно по прочтении мною письма Прабхупада дал свое согласие. Я тоже испытывал оживление, но спросил: “А как же быть с вашим пожеланием, Шрила Прабхупада о том, чтобы уехать куда-нибудь, где бы не было посетителей, и вы могли бы просто писать? Эта европейская программа, похоже, готовит вам прямо
противоположное.” Прабхупада рассмеялся: “Этого желания мне в этой жизни не осуществить. Лучше я буду продолжать путешествовать и умру не поле боя. Для воина погибнуть на поле боя — это слава, не так ли?” В течение недели пришли еще приглашения: принять участие в Ратха-ятрах в Австралии и Америке. Прабхупада принял их все, и мы разработали маршрут, в соответствии с которым после двухмесячной остановки в Бомбее мы должны были совершить стремительный тур по Европе, потом отправиться в Мельбурн, затем через Гавайи до самого Чикаго, в Сан-Франциско, Лос-Анджелес и назад в Индию. Прабхупада также сказал, что прежде чем покинуть Индию, он хотел бы посетить Хайдарабад, и он с интересом говорил о поездке из Хайдарабада к знаменитому храму Господа Вишну, Венкатешвары, в южно-индийском городе Трипурари.
Как секретарь я должен был помогать при практическом осуществлении плана нашей поездки. Я сразу же начал писать письма в храмы, которые мы собирались посетить, договариваться с авиакомпаниями о датах прибытия и вылета и обсуждать со Шрилой Прабхупадой, где он предполагал задерживаться и, что он планировал делать в каждом отдельно взятом месте. Целый поток новых дел обрушился на меня, и если я был заинтересован в поездке, то задач, связанных с ее организацией было достаточно, чтобы я не остался скучать.
Тем временем, жизнь со Шрилой Прабхупадой в Бомбее шла своим чередом. Ранними вечерами он стал сидеть на крыше здания. Я был ответственен за то, чтобы приносить его подушку в виде валика и матрасы с тем, чтобы он мог сидеть н беседовать с избранными гостями в комфортной обстановке. Иногда никто не приходил, и тогда он просто сидел и повторял джапу, в то время как вокруг потихоньку темнело. Пока Прабхупада был на крыше, я готовил его постель с противомоскитной сеткой, привязывая шнуры к различным крепежам в четырех углах комнаты и крепко затыкая сетку под матрас. Я также растягивал мою собственную сетку на веранде, подготавливал письменный столик Прабхупады, снабжая его палаткообразной сеткой, под которой он мог по утрам диктовать свои переводы, когда просыпался, и затем приходил к Прабхупаде на крышу. Этими ранними вечерами ему нравилось слушать новости о нашей предстоящей поездке, и я иногда приберегал их, а также вопросы преданных, к этому моменту.
Гирираджа и другие столпы бомбейского проекта тоже иногда собирались или, по крайней мере, останавливались на короткое время, чтобы лицезреть Прабхупаду сидящим на крыше. Прабхупада был всегда готов слушать о последних интригах, связанных с попытками выжить нас отсюда, и о борьбе за официальное разрешение от городских властей и полиции на строительство в Харе Кришна Ленд. Резиденция Прабхупады находилась посреди зданий, сдаваемых внаем, поэтому мы слышали, как внизу играют дети, и Прабхупада говорил иногда, что хотел бы, чтобы они все смогли стать преданными. Он говорил, что хотел бы предложить жильцам близлежащих домов жить на нашей земле бесплатно, лишь бы только они стали преданными, стали посещать программы, воспевать Харе Кришна и следовать регулирующим принципам.