Я получила достаточно заверений в благородстве мистера Уилсона и возвышенности его намерений. В течение нескольких последних недель мне почти ежедневно приходили письма, касающиеся темы этой главы. Некоторые писали расплывчато, другие – очень определенно; одни выражали любовь и восхищение мистером Уилсоном, другие – неприязнь и негодование, однако лишь немногие письма содержали безусловные факты. Хорошенько обдумав множество противоречащих друг другу свидетельств, я решила внести в главу определенные изменения и сделать некоторые необходимые пропуски. Следует заметить, что бо́льшая часть сведений любезно предоставлена мне бывшими ученицами и они чрезвычайно высоко оценивают мистера Уилсона. Среди полученных мною писем есть одно, которое следует особенно выделить. Оно написано супругом той, что изображена в романе под именем «мисс Темпл». Сама эта дама скончалась в 1856 году, однако ее муж, священник, написал мне по просьбе одного из друзей мистера Уилсона следующее: «От своей покойной дорогой жены я часто слышал о ее пребывании в Кован-Бридж, и всякий раз она выражала восхищение мистером Карусом Уилсоном, его отеческой любовью к ученицам, на которую те отвечали взаимностью. Что касается пищи и общего устройства дел в школе, то она считала их удовлетворительными. Я слышал, как она говорила о незадачливой кухарке, у которой, случалось, подгорала овсянка, однако эта женщина была довольно скоро уволена».
У тех, кто знал в эти годы сестер Бронте, остались о них довольно смутные воспоминания. Сестры словно бы специально скрывали свои пылкие сердца и незаурядные умы под покровом приличных манер и сдержанности в выражении чувств, как их отец в свое время спрятал лица детей под маской. Мария была слабого сложения, не по годам развитая умственно и слишком задумчивая для своего возраста, нежная и не особенно аккуратная. Последнее качество часто вызывало гнев старших – о ее страданиях и терпении я уже написала выше.
Единственная возможность заглянуть в душу Элизабет, которая прожила столь короткую жизнь, – это письмо, написанное мне «мисс Темпл».
Вторая сестра, Элизабет, – единственная из всех Бронте, о ком у меня сохранились живые воспоминания. С ней произошел несчастный случай, вследствие чего я оставила ее на несколько дней и ночей у себя в спальне, не только ради ее покоя, но и для того, чтобы самой присматривать за ней. Она сильно поранила голову, но переносила боль с образцовым терпением и тем снискала к себе большое уважение с моей стороны. Что касается двух младших (если их было две), то у меня о них почти не осталось воспоминаний, за исключением того, что с самой младшей, милой крошкой пяти лет от роду, нянчилась вся школа.
Эта младшая была Эмили. Шарлотту же считали самой разговорчивой из сестер – «ясным, умненьким ребеночком». Ее лучшей подругой была некая «Меллани Хейн» (так мистер Бронте пишет ее имя), девочка из Ост-Индии, плату за обучение которой вносил ее брат. Она не имела никаких примечательных способностей, кроме склонности к музыке, которую не позволяло ей развивать общественное положение ее брата. Эта «вечно голодная, добродушная, самая обыкновенная девочка» была старше Шарлотты и всегда выражала готовность защищать ее от мелких придирок и нападений со стороны старших воспитанниц. Шарлотта всегда вспоминала ее с благодарностью.
Я процитировала слово «ясный» по отношению к Шарлотте, но полагаю, что 1825 год был последним, когда этот эпитет был еще применим к ней. Весной этого года Марии стало так плохо, что послали за мистером Бронте. Он до того времени не знал о болезни дочери, и ее состояние поразило его. Отец отвез Марию домой на лидском дилижансе, и в минуты проводов все девочки высыпали на дорогу, чтобы увидеть, как ее экипаж взбирается на мост, проезжает мимо домиков деревни и затем навсегда исчезает из виду. Мария умерла через несколько дней после возвращения домой. Возможно, пришедшее через неделю известие о смерти той, которая была одной из них, заставило учениц Кован-Бридж с большей опаской присмотреться к симптомам болезни Элизабет, явно указывавшим на чахотку. Она была отослана домой в сопровождении надежного школьного служителя и умерла в начале лета того же года. Таким образом, Шарлотта оказалась старшей дочерью в лишенном матери семействе, и это накладывало на нее определенные обязанности. Она помнила, как старалась ее дорогая сестра Мария, с присущей ей серьезностью и ответственностью, быть помощницей и советчицей для них всех, и теперь она сама как бы получала в наследство эти обязанности от только что умершей маленькой страдалицы.