Даже житель соседнего графства Ланкастер бывает поражен необычайной силой характера йоркширцев. Они представляют собой интересный тип людей. В то же время каждый сам по себе обладает исключительной самодостаточностью, что придает им независимый вид, вполне способный оттолкнуть незнакомцев. Я употребляю выражение «самодостаточность» в самом широком смысле слова. Осознавая свою величайшую прозорливость и непоколебимую силу воли, которые кажутся прирожденными качествами уроженцев Вест Райдинга, каждый из них полагается только на себя и не прибегает к помощи соседа. Редко пользуясь чьей-либо поддержкой, они не видят особого смысла и в оказании помощи кому-либо другому: из-за успешного, как правило, результата своих усилий они начинают слишком верить в себя и преувеличивать свою силу и энергию. Они принадлежат к тому проницательному, хотя и недальновидному классу людей, которые считают за особую мудрость подвергать сомнению всех, чья честность не подкреплена неопровержимыми доказательствами. Они весьма уважают в человеке практическую сметку, но недостаток доверия к незнакомцам и поступкам, не основанный на опыте, распространяется даже на их отношение к добродетелям, которые, если они не приводят к непосредственному и ощутимому результату, по большей части отвергаются ими как непригодные для жизни, состоящей из труда и борьбы, особенно если эти добродетели носят скорее пассивный, чем активный характер. Их привязанности крепки и глубоки, но они не простираются вширь – что, впрочем, и характерно для подобных привязанностей – и не выходят на поверхность. В целом этому дикому и грубому племени почти не свойственна любезность. Они грубоваты в обращении, звуки и интонация их речи резки и суровы. Отчасти это можно отнести за счет вольного горного воздуха и уединенной жизни на горных склонах, а отчасти досталось им от их неотесанных скандинавских предков. Они легко разгадывают свойства характера и обладают живым чувством юмора; тот, кто живет среди них, должен быть готов к некоторым нелицеприятным, хотя по большей части справедливым замечаниям, высказанным без обиняков. Их чувства пробуждаются медленно, но живут долго. Поэтому они способны на крепкую дружбу и преданную службу. Для правильной иллюстрации того, как проявляется последнее качество, мне нужно лишь обратить внимание читателя «Грозового перевала»[8] на персонаж Иосифа.
Из того же корня произрастает стойкая неприязнь, в некоторых случаях доходящая до ненависти, которая иногда передается из поколения в поколение. Помнится, мисс Бронте однажды рассказывала мне, что в Хауорте имела хождение следующая поговорка: «Держи камень в кармане семь лет, переверни его и держи еще семь лет, чтобы ты всегда сумел достойно встретить врага».
Уроженцы Вест-Райдинга подобны рызыскивающим клад ищейкам, которых пустили на поиски клада. Мисс Бронте поведала моему мужу забавный эпизод, красноречиво демонстрирующий эту неукротимую страсть к обогащению. Один знакомый ей мелкий предприниматель активно занимался местными спекуляциями, которые всегда заканчивались удачно и сделали его весьма состоятельным человеком. Ему уже перевалило за средний возраст, когда ему вздумалось застраховать свою жизнь. Едва он оформил свой полис, как тяжело заболел, и всего лишь через несколько дней смертельный исход оказался неминуем. Доктор нерешительно сообщил ему о его безнадежном состоянии. «Черт побери! – вскричал он с прежним напором. – Мне удастся перехитрить страховую компанию! Я всегда был везучим!»
Это стойкие и хитрые люди, преданные и упорные в достижении достойной цели, беспощадны в выявлении злого умысла чужаков. Им не свойственно предаваться эмоциям, их не просто превратить в друзей или врагов, но стоит им кого-либо полюбить или возненавидеть, их трудно переубедить. Духовная и физическая мощь этого племени проявляется одинаково в добре и зле.
Прядильно-ткацкие мануфактуры появились в этом регионе при Эдварде III. По преданию, в Вест-Райдинге поселилась колония фламандцев, которые научили местных жителей обрабатывать шерсть. То, что следствием стало сочетание земледельческого и мануфактурного труда, преобладавшее до недавнего времени, звучит довольно идиллически сегодня, по прошествии долгих лет, когда сохранились лишь мифические представления, а подробности забыты или же вспоминаются лишь исследователями, изучающими несколько отдаленных районов Англии, где до сих пор чтут традиции. С точки зрения сегодняшних представлений, весьма поэтичной выглядит картинка, рисующая хозяйку и ее горничных, сидящих за массивными прялками, в то время как хозяин занят пахотой или же пасет скот на пурпурных пустошах. Но когда такую жизнь ведут и по сей день и мы слышим о ней из уст современников, всплывают грубые подробности – неотесанность крестьян в сочетании с предприимчивостью торговцев, распущенность и свирепое беззаконие, – все это весьма омрачает картину пасторальной невинности и простоты. Все же, так как исключительные и преувеличенные черты любой эпохи оставляют наиболее живые воспоминания, было бы неверно и, с моей точки зрения, безответственно заключить, что те или иные формы общественного устройства и образа жизни не были наиболее подходящими для того периода, в котором они преобладали, хотя спровоцированные ими злоупотребления и общий мировой прогресс привели к их полному исчезновению, и было бы столь же абсурдно пытаться вернуться к ним, как взрослому мужчине вновь облачиться в детскую одежду.