Тем же летом встречал воевода меж нямецкой крепостцей и монастырем, в месте, именуемом Браниште, родительницу свою княгиню Олтю, ныне монахиню Марию, явившуюся на праздник святых апостолов поклониться гробу убиенного мужа Богдана-Воеводы. Благочестивая инокиня привезла с собою светлокудрого внучонка Алексэндрела, сына Штефана. Спешившись и облобызав руку матери, господарь обнял сына и устремил сквозь слезы взор в далекую полуденную сторону, где некогда похоронил он первую свою любовь.
Затем вернулся к державным делам и вновь предстал перед страной в трудах неустанных, пока не свершил всего, что надлежало свершить. В лето 1459, как только отшумели вешние потоки, вышло повеление казацким есаулам закрыть дороги в Ляхию. Конные отряды переправились через Черемуш. Часть из них повернула к Каменцу, где скрывался беглец Петру Арон. Польские порубежные капитаны успели только подивиться такому враждебному поступку. Нашлись, однако, люди острые на язык, и разъяснили тут же, что молдавский господарь два года дожидается первого свидетельства дружбы от своих соседей, а его все не видать. Петру Арон, братоубивец и погубитель господаря, получает прибежище и кормление у светлейшего короля, и прибежище это находится под самым молдавским рубежом в Каменце. Пусть скажут честные львовские и генуэзские торговые люди, была ли им за последние годы поруха в молдавской земле; докучал ли им служивый, отбирал ли боярин товары силком; поступали ли заставы и мытники не по чести, слышали ли купцы бранного слова против светлейшего короля Казимира? Полагалось бы и соседям устанавливать такие добрые порядки. Когда же польский король занят делами на других рубежах и войной с крестоносцами в Пруссии, то за Черемушем наведет порядок меч господаря Штефана. Простому люду тревожиться нечего. Опасность грозит лишь князю-беглецу да тем боярам, какие заодно с ним. Так оно и случилось. Молдавские конники прорвались разными путями к Каменцу; Петру Арону пришлось бежать ночной порой с малой свитой в глубь страны к крепости Шмотрич. Больше всего пострадало Покутье, многие православные хлеборобы поднялись и перешли со всем скарбом под руку нового господаря, ибо в Молдавии объявлены были великие льготы.
— Штефан-Воевода, — говорили военачальники, — наказал нам воротиться сюда к Иванову дню, когда поспевают хлеба, если не одумаются до той поры вельможные паны.
Порубежные магнаты зашевелились, поддержали Штефана. Дошли до вельмож республики и купеческие голоса. Так что вскоре после этого, в начале апреля, прибыли в Оверкелэуцы послы с докончальными грамотами.
Как водится в посольских делах — разговоров было немало. И Штефан стал дожидаться исполнения главной своей просьбы. Когда же солнце поднялось к солнцевороту следующего года и, вступив в зодию Рака, отметило, что обещания нарушены, есаулы повели опять казаков через Черемуш.
Сам же господарь пошел с другими полками на Хотин и стал на той высоте, где была зарыта стрела. Господарский посланец погнал коня к воротам крепости и, постучав в них булавой, передал его слова: — Его светлость господарь Штефан повелевает вам покориться, ибо крепость сия — исконное Молдавское владение. Больше всего понравились эти слова тем самым рэзешам из Нижней Молдавии, что плели осенью на сходах небылицы. И усмехнулись они в подстриженные усы.
Тут же вышло повеление запереть выходы из крепости и стрелять в любого горожанина либо воина, который выйдет за припасами, дровами, либо на реку за рыбой. Кто не повинится до утра следующего понедельника, тот изведает гнев господаря, ибо полки его готовы карать и копьем, и мечом. И вскоре взвилось на большой башне Хотинской крепости знамя с изображением турьей головы, а пыркэлабами были поставлены их милости бояре Влайку и Гоян. В этот час Молдавия поняла, что у державного кормила стоит крепкая сила, и вместе с нею правит мудрость.
Глава V
Магомет-султан идет походом в Малахит на Влада-Воеводу. А в это время Штефан принимается за дело. О взятии вслед за Хотином Килии и войне с Матвеем Корвином, венгерским королем
В лето 58-е торговые люди принесли с севера удивительную весть о кончине угрского короля Владислава, сраженного смертью на собственной свадьбе. С простолюдинами такое не случается. Для Венгрии то был небесный знак, указывавший, что чаша весов державной власти склонилась в пользу пятнадцатилетнего сына Яноша Корвина. Свадебный пир превратился тут же в пир кровавый, ибо многие магнаты не приняли Матвея; светлейший кесарь Фридрих, соскучившись в немецком царстве, возжаждал тоже угрского престола. Лишь по прошествии трех лет, после многих усобиц и мятежей, удалось Матвею крепко сесть на престол — силой одних магнатов и мудростью других. Он был горячим и надменным юношей. При всех высоких помыслах, он все же не забывал подсчитывать своих противников, дабы в свое время оплатить им за все надлежащим металлом. Среди них числил он семиградских саксов, сторонников немецкого кесаря, и Штефана, заметившего как-то, что власть державная — не лакомство для малолетних, не игрушка, чтоб они ее ломали.
Под нажимом молдавской рати, тревожившей польские рубежи, мудрый король Казимир послал в 1462 году своих панов для мирного докончания и возобновления вассальной клятвы, учрежденной Александром Добрым. За письменным обязательством должен был последовать сам обряд присяги, только попозже, когда король сочтет возможным оставить непрочные северные и западные рубежи, а Штефану позволят отлучиться невзгоды той поры. Ибо снова надвигались с юга рати султана Магомета. Поставив свои подписи и вислые печати на пергаменте, первосвятитель Феоктист с боярами и королевские послы и паны облобызались и поздравили друг друга с замирением двух христианских народов. При всем том, молдавские дворяне, улыбнувшись, грешным делом, заметили промеж себя, что милостивому пану Музило де Бучами и Станиславу, галицкому воеводе, и прочим шляхтичам пришлось пожаловать для докончания[77] в стольную Сучаву, да и то лишь тогда, когда Петру Арона не стало в Польше.
Почти все сбежавшие бояре, повинившись господарю, вернулись на родину. А Петру Арон, одинокий, еще более ожесточившийся, стал искать другого пристанища, тоже близ рубежей Молдавии. Он испросил поддержки у семиградских бояр и воеводы Севастиана де Рогзон.
Сведав, что братоубивец нашел приют в секлерской земле, Штефан-Воевода отрядил тотчас своих людей к тамошним боярам упредить насчет беглеца; других гонцов направил он к приятелям своим брашовским купцам, прося их вразумить секлеров; ибо место, где находится Арон, проклято от Бога, и тем, кто пригревает беглеца, грозит беда. Когда гонцы вернулись с Тротуша с известием, что Арон стоит на прежнем месте, Штефан повелел капитанам конницы, воевавшей Лехию, ополчиться. Наемное войско и часть рэзешей-добытчиков[78] перешли горы по тропинкам и напали на секлерские земли, сея великое смятение.
— Такова оборотная сторона господаревой грамоты, — кричали бирючи. Пусть знает всяк человек, будь то секлер, венгр или цыган: не быть меж нами дружбы, покуда в сих краях обитает Арон, убивец родителя Штефана-Воеводы.
Узнав об этой смуте, юный Матвей Корвин не очень закручинился об участи жителей Семиградия: среди них насчитывал он немало недругов, и мятежи против короны еще не утихли. Но, перелистывая памятную книжицу, он обнаружил среди должников Штефана и велел канцлеру отписать воеводе Севастиану де Рогзон следующее: