В тот день мы общались с Димой последний раз. Я зашла в квартиру и разрыдалась. Мама тут же бросилась меня успокаивать. Я не знаю, что со мной произошло, но мой язык развязался сам собой.
Я лежала головой у мамы на коленях, рыдала и рассказывала. Я рассказала ей все при все. О первом дне в лицее, об идиотских подколках одноклассниц. О странном поведении классного руководителя. О Диме. О том, как он сначала мне не понравился. А потом случай с Вадиком заставил меня взглянуть на него по-новому. Как хорошо мне было рядом с ним. И как стало плохо, когда он от меня отвернулся. Об этом ужасном розыгрыше, который поставил точку в нашей дружбе. Как мне тогда казалось, навсегда.
Мама продолжала гладить меня по голове. А я не могла остановиться.
- Доченка. Милая моя девочка. Сейчас тебе кажется, что ничего страшнее произошедшего быть не может. А во мне сейчас кипит обида за тебя. На этих детей. На себя. За то, что именно я заставила тебя пройти через все это. То, что ты рассказываешь, и правда ужасно. Но поверь мне, пройдет время. И ты взглянешь на эти ситуации иначе. Софина, ты сильная девочка, гораздо сильней меня. Эти ситуации тебя закалят и сделают сильнее.
- Ты тоже сильная, мам.
- Нет. Доченька. Я очень слабая. Ты нашла в себе смелость поделиться со мной своими проблемами и своей болью. А я таких сил в себе не нашла. Я всю жизнь все носила в себе. И однажды я просто сломалась. У меня была надежда, что твой папа сможет починить мою душу. И у него это получалось. А потом его не стало. И я сломалась снова. А потом снова и снова. Я вся поломанная, Софина. Совсем недавно у меня была надежда, что я выкарабкаюсь из этого болота. Была надежда, что смогу устроить тебе и Вадику лучшую жизнь. А как оказалось, я снова ошиблась.
- Бабушка тебя поломала?
Мама жмет плечами.
- Может, я родилась уже такой.
- Мам, почему вы с бабушкой как чужие?
- Софин. Если бы ты сейчас не излила мне душу. Я, наверное, никогда бы не решилась тебе рассказать. Мама даже не догадывается, что я знаю. Ты сохранишь этот секрет?
30.
30.
Алина
Пять лет назад
- Алина. Бульон свари. Только курицу. Подсоли немного и смотри, ни каких специй.
- Мам. Да пожалей ты его. Чего мы его только водой этой поим? Как он поправится то? Ему питаться нормально надо.
- Не можешь сказать ничего умного, лучше помолчи. В больнице у него стол специальный, диета. А ты собралась его этим кормить?
Мама поднимает со стола палку копчёной колбасы.
- Да почему этим?
Я только пришла из магазина и выкладываю продукты на стол. Вадик спит в коляске на балконе. Мама как раз пол часа за ним присмотрела, пока я бегала по делам. Не хотя конечно, но осталась. Вид, правда у нее такой, будто бы великое одолжение мне сделала.
Я ему пюре сейчас сделаю. И индейку вот купила. Она диетическая и гипоаллергенная. Сейчас фарша накручу и паровых котлет приготовлю. Все ж лучше, чем вода подсоленная.
- Не выдумывай! Я сказала, что ему отнести. Давай без самодеятельности. Я детей до вечера возьму. Софина пусть и на ночь остается, если хочет. А Вадима заберешь. Возраст у меня уже не тот, что бы с младенцами возиться.
Собираю детей, помогаю маме выкатить коляску. Сегодня я снова вызвалась навестить отца. Он уже месяц лежит в онкоцентре. Ему удалили сорок процентов кишечника. Химия дается ему тяжело. Папа слабеет на глазах. Я прекрасно понимаю, что он доживает последние дни. Врачи уже сказали нам, что дни его сочтены. У него была четвертая стадия. Поздно обратились. Я понимаю, что моя стряпня сил ему не прибавит. Но и мамины бульоны оптимизма ему тоже не добавляют. Он исчезает на глазах. Некогда высокий крупный мужчина за какие-то полгода высох на половину. Глаза впали, нос заострился, руки как веточки уже. И я каждый день пытаюсь оставить детей на маму, что бы лишний раз увидеть его. Как я буду без папы?
Мама поначалу навещала его сама. Оставаться с Вадимом она не любит. Хотя он уже перерос свой самый вредный период. Он вполне спокойно может сидеть и лежать в коляске и почти не напоминать о себе. Какая большая разница между ним и Софиной. Ее мама всегда брала с удовольствием и регулярно читала мне лекции о том, как мне следует за ней ухаживать. На внука мама даже взглянуть лишний раз не хочет.
Приготовив папе обед, полностью проигнорировав мамины наставления, я отправилась в больницу к отцу. В тот день он выглядел иначе. Ему как будто бы стало легче. Он смотрел на меня вполне ясными глазами.
- Привет, пап. Ты один в палате? Твоего соседа выписали?
- Выписали, дочка.
- Ну вот видишь. И ты скоро домой поедешь.
- Поеду, милая. Но только не домой.
- Пап.
Папа улыбнулся мне.
- Доченька. Я же чувствую, что это мои последние дни. Хорошо, что ты сегодня пришла. Мне давно было нужно тебе кое что рассказать. Я не знаю, правильно ли будет посвятить тебя в это. Но прости меня, старика. Уйти, мне так будет легче. Да и ты может многое поймешь, чего раньше не понимала.
Я села на стул около папиной кровати. Взяла в руки его ладонь. Сухая и тонкая кожа, как пергамент. Боже, за что люди должны переживать такие мучения?
- Дочь. Ты, наверное, знаешь, что брак с Ольгой не первый для меня. Семь лет я был женат на совершенно другой женщине. Я любил Аню, она любила меня. Все в нашей семье было прекрасно, но не было одного. У нас не было детей. Она очень сильно переживала из-за этого. Я относился к данному факту проще. Раньше не было этих всяких новомодных методик. Она просто сходила к одному врачу, к другому. Все в один голос заявили: Проблем не видим. Это психосоматика. Отпустите ситуацию, живите спокойно. Может в один момент сами не заметите, как окажитесь в положении. Я часто сопровождал ее на приемы. И один доктор посоветовал сменить нам климат или просто место жительства. Загрузить ее другими заботами. Я поговорил с начальством на работе. И меня перевели на побережье. Аня восприняла эту новость без энтузиазма. Но хлопоты, связанные с переездом, действительно ее отвлекли. А спустя три месяца мы поняли, что ждем ребенка. Аня просто летала. Я тоже был счастлив. Мы решили остаться на некоторое время в Туапсе. Я продолжал работать. Она радоваться своей беременности. Но в один день случилась несчастье.
Папа замолчал. И продолжил лежать молча еще несколько минут.
- Пап. Она его потеряла?
- Нет.
- Неужели она утонула?
- Нет. Дочка. Аню просто сбила машина. Мы жили в частном секторе. Ты не знаешь, наверно, что из себя подставляют улицы на побережье. Дороги там сплошной серпантин. Множество спусков и подъемом. Мужчина выгнал машину за двор и не поставил ее на ручной тормоз. Пока он ходил закрывать ворота, машина покатилась. А она тем временем проходила внизу улицы. Вернее, переходила…
- Пап. Не надо... Все... Я поняла, как не стало твоей первой жены.
Папа снова замолчал. Видно было, как тяжело ему довались эти воспоминания.
- Пап. Не нужно. Если тебе трудно об этом говорить, не надо.
- Алин. Мне хочется с тобой поделиться. Послушай меня, пожалуйста. И прости за то, что не смог быть тебе хорошим отцом… Я вернулся обратно. Похоронил жену и своего нерожденного ребенка. А потом запил. Я потерял работу. Анины родители не переставали меня винить в том, что их дочери не стало. Ее маме не понравился наш внезапный переезд на новое место. - Дочка, я так опустился. Из запоя меня вытащила Ольга. Она была подругой моей первой супруги. - Да, Алин. Не смотри так. Они дружили с детства. Она была частым гостем в нашей квартире. Не думаю, что пока Аня была жива, у Ольги были какие-то чувства ко мне. Но то, что она единственная подставила свое плече в тяжелое для меня время, подкупило. Через некоторое время она переехала ко мне. Мы стали жить. Через год расписались. Оле было уже двадцать восемь, и она тоже очень хотела ребенка. А беременность не наступала. Тогда мы начали ссориться. Она обвиняла меня. Говорила, что причина во мне. Что зря со мной связалась. Что Аня, скорее всего, забеременела не от меня. После этого скандала я ушел из дома.