Вот, мои родные, когда возьмете вас тоска, вместо того, чтобы тосковать и этими злую силу тешить, вспомните мои слова эта и печаль сойдете с вас и одна радость и отрада останутся в сердцах ваших.
Ведь, эта целая песнь и на нашем языке она очень складно выходить. Я сама ее сложила себе на радость, и пусть и вам она будете в утешение и в радость. Храни вас Царица небесная и Сам Господь. Скоро опять приду к вам, мои родные.
26 июня 1899 г.
Мир вам! Вот и я, Таня. Я обещала одну историю рассказать. Ну, вот, мои друзья, как все это было. Это, ведь, истинная правда, а не поучение.
Давно это было. Родился сын у богатых, очень богатых родителей, у которых было крепостных насколько тысяч душ. Отец его был лютый, прелютый барин; да и мать не лучше. Теснили они мужичков, так что ужас. Даже такой дом выстроили, где все было приспособлено как сечь, как пытать.
Мужички и бабы просто дышать при нем боялись. Так чуть дыша ходили они около господ, чтобы даже своим дыханием не побеспокоить. Вот какие у него родители были.
Других детей у них не было, только один этот сын родился, и порадовались же они на него. Целый двор согнали баб; выбирать ему нянек, мамок и заботушки у них нет, что, ведь, и те любят своих детей, а барыня не восхотела сама кормить свое же дитя. Тогда еще была эта мода чужим молоком дитя кормить. Ну, выбрали кормилицу и растить дитя.
Но странное это дитя вышло: мать только ударит няньку или мамку, а ребенок закатится, да часа два лежит и не дышит. Испугаются все, созовут лекарей, знахарей, а все пройдет, и опять смеется и радуется дитя.
Подрос; на ножки встал; начал говорить; ни отцу, ни матери не позволяет при себе не только ударить кого, но даже и крикнуть на людей. А раз, уже пяти лет, услыхал крики, как пороли мужиков, то так испугался, что целый месяц лежал в горячке. С этого времени снесли этот дом за околицу, чтобы он опять как-нибудь не услыхал криков от истязаний.
Ужасно дивились отец с матерью этому ребенку. Бывало, соберут ему детей играть, а он всех целует, всем свои игрушки раздает, все платья, всех с собой за стол посадит и одно подавать велит, что себе, то и им. А нянькам, особенно одной говорил постоянно: «Выросту, никого в обиду не дам, всех сравняю!»
Даже испугались отец с матерью и решили, что все это няньки ему внушают. Рассердился барин, велел всех прогнать, а набрал ему разных мадам и мусье, чтобы своих и близко к нему не подпускали. Но это не помогло, только скрытен стал.
Как начал он учиться, то всех удивил; в несколько дней изучает то, что другому под сижу только месяц учить. Он всегда быль тих и скромен, и до науки жаден.
Как сравнялось ему шестнадцать лет, запросился он в чужие края. Захотелось ему посмотреть, как другие люди живут и как у них все ведется, и их науку изучить. Долго не соглашались отпустить его и отец, а пуще мать; и очень уже они сокрушались, что у них одно дитя, да и то какой-то урод. Уговаривали, уговаривали его, но ничего не помогло; твердит все одно: уеду, да уеду. Ну, нечего делать, помолились Богу и, скорбя сердцем, решились пустить. Составили при нем штат и поехало карет двадцать; сначала к немцам, а потом и в другие края.
Ну, вот, учится он и повсюду узнает, как бедный народ живет, а зло не знает как к нему подступиться, подходит к нему и так, и сяк, а он все тверд. Ну, говорит Денница: «Он сердцем мягок; тут одна только женщина поможет. Она сделает все, что мне надо; a ничем другим его не возьмешь».
Ну, и разыскал он ему красавицу такую, что другую трудно и найти. Русская она, и ловкая такая, а сердцем холодная. Из дворянского она, захудалого рода.
Ему пришло уже время домой ехать. По дороге заехал он в Москву; а зло ему эту барышню и подметнуло. Ну, молод он был, увидал, полюбил, а больше всего полюбил он ее за то, что начнет он ей говорить, как люди страдают, а она: ох да ах! Ну, ему и любо, что его слушает. Он привык, что когда начнет то же самое другим говорить, те либо смеялись, либо удивлялись, а то и прямо сторонились от него. А эта нет. Эта все ему поддакивала. Вот и полюбил он ее всей душой, а она как это увидала и начала: сегодня люблю, а завтра нет; сегодня иду за тебя замуж, а завтра нет; и загорелась в нем сильнее любовь. Задарил он ее; ублажает, как может; а зло ее учит.
Тут умерла у него мать. Скоро за ней и отец. А он, как ни как, а женился на этой красавице! и поехал в свою вотчину радостный и веселый. Он все твердит молодой жене, как это он все устроит для бедных мужиков, как учить их будет, как людьми их сделает. А жена говорит; «Да, да», и вместе с тем спрашивает: «А балы то, а рауты будут»?
Ну, приехали в имение, барин твердит свое, а барыня свое; он говорит — нужно по правде землю нарезать, а она говорит; это потом, а теперь нужно объехать соседей, да всех великих бар.