Ну, и едут. Барин говорит:
— Ну, теперь за дела, — а барыня:
— Вот выдумал, теперь к нам придут.
Ну, и к ним приехали. Барин принимается опять за свое; а барыня плакать:
— Ты, мол, своих мужиков больше меня любишь, ну, и сидел бы с ними!
Барин так, и сяк, а она кричать, визжать, ну и опять уступил он ей и пошли у них званые обеды, рауты да балы. Затем набрали девушек, да давай их учить верихляться, театр представлять, свою музыку завели, своих скоморохов; где уж тут людей учить! Ну вот, скоро бал, а барыня прибегает и кричит:
— Вот, вот говоришь, бить нельзя, а Палашка испортила кружева, что не одну сотню стоят!
— А барин ей говорит: и без кружев ты красива.
— А она: Как? Для тебя Палашка видно дороже!
Слезы, крики, да придумала еще о пол кидаться, да кричать, ну, и повели Палашку сечь, a барыне полегчало. Повар кушанье испортил, барыня кричит:
— Ох, осрамил! сырой пирог, подал, а барин говорит:
— Да, ведь, не один пирог, были и другие кушанья и всего не доели, значить, сыты, — а она опять:
— Тебе повар дороже! — и бух на пол. Ну, и повара повели драть.
Ну, раз выдрали, два побили, барин и рукой махнул и сказал: «Хоть только до смерти не убивайте». Ну и пошло все по старому порядку; но отец с матерью хоть и били, да деньги берегли, а этим денег не стало хватать; где взять? Конечно, с мужика давай брать все, что ни попало, давай лошадь, давай корову, даже кур забрали, а все мало, ну давай людей продавать; мать, отца от детей, мужа от жены и пошло все рушиться.
А время идет, и барину стало уже к сорока годам подвигаться; ведь, пожить только десять лет осталось; когда же теперь, не только обещанное совершить, но, дай, Бог, только поправить испорченное.
Но вот пришла смерть к его старой няньке, что барыня загнала в скотную избу. Перед смертью шлет нянька тайно от барыни к барину, что, мол, любимая его нянька умирает, и слово ему имеет сказать. Пошел он, глянул, а любимая нянька на соломе лежит с телятами, в грязи. Увидал барин И сердце его сжалось, стоить, молчит, а старуха и говорить: «Звала спасибо сказать, что никого в обиду не дал и что всем хорошо от твоих умных речей стало. Теперь секи, не секи, а правду прими. Иду на тот свет, и там за тебя помолюсь, a здесь и простить не могу»; и дух испустила.
Вышел барин из грязной избы; идет и стыдно, и горько ему; подошел к дому, а там крик, пляс, смех, веселье, и повернул в другую сторону. Все идет и идет он; а ночь темна и тоска на сердце, и слезы даже нет, и все твердит: «Что же делать»? И стар, и денег уже нет, и сил нет все поправить! И таково ему скорбно и горько, лучше умереть! И зашел далеко и видит на поляне сидит старик в рубище, весь седой, дряхлый, один посох в руках и луна прямо на него светит. Подошел барин ближе и видит, что он молится и такой у этого старика лик прекрасный, хотя и старый и дряхлый.
Остановился барин и все на него смотрит, как только перестал старик молиться, барин к нему подошел и говорит:
— Дед, откуда ты и куда идешь? Чей крестьянин?
— По старости своей я ни чей, а Божий, а иду в вотчину к мужичкам такого то барина; и назвал его имя. Удивился барин и говорит:
— Зачем же ты идешь?
— А вот иду помочь им и научить их терпению да прощению, чтобы они своему барину простили, да никакого зла ему не сделали, да научить их и помочь, чтобы лучше жилось.
— Это ты-то в твои лета, в рубище? — и даже улыбнулся, как ни скорбно ему было.
A дед говорит:
— Почему же? когда доброе дело делаешь, Господь из одного часа два делает, из одного года — два года, а что беден я, так не в богатстве одном покой; вот барин богат был и стал хуже разбойника, никому не помогает; а научать можно и без денег, а деньги сами придут.
Удивился барин его речам, сел рядом и говорит:
— Дед, я, ведь, тот барин.
— Тем хуже для тебя, — говорит, — лучше бы было, если бы ты им не был.
Барин не ожидал, думал, мужик испугается, а он так просто ему сказал, и прихлынула к его сердцу вся та скорбь, что наложил он на людей, и зарыдал он и говорит:
— Да, ты правду сказал, что лучше бы я им не был.
Но старик положил ему руку на голову и говорит:
— Сам знаешь, что тебе мало времени осталось, а теряешь его на слезы; за дело скорее принимайся, уже давно пора; а то уж я за тебя хотел идти дело делать; и все бы успел, a мне и жить-то всего ничего не осталось.
Стал тут барин с ним беседу вести, как и что делать, а старик слушает и поучает его, и смотрит барин на него, а у старика лицо светлое такое и как звезды горят глаза; и понял барин, что этот старик не простой.