Вернувшись обратно в свое тело, ваша душа ничего не помнит из того, что делала и где была во время сна. Но всякий, кто хочет помнить, что он в наших сферах видел, слышал или делал, просит о том Бога и это ему разрешается; вследствие этого и сон меняется на такой, после которого он все помнит, что было во время сна.
Те из вас, которых занимают вопросы загробного существования, могли бы тоже это делать. Для вас это, конечно, труднее достигнуть, чем для жителей Марса, но все же не невозможно, и как многие из вас в настоящее время это делают.
Они силой своей молитвы тоже изменяют свой сон на такой, после которого они помнят все красоты и всю прелесть нашей духовной жизни. Для них смерть уже более не тайна, а загробная жизнь не вопрос. Они знают, зачем они живут и умирают, а потому намного сокращают свой длинный ряд совершенствований, ибо избегают тех ошибок, в которые впадаете вы, живя с завязанными глазами.
Святые удалялись в пустыню, жили в лесах, терпели лишения, холод и голод, вели самую суровую жизнь; чтобы достигнуть высших степеней молитвы и своей праведности, Христос сам постился в течении 40 дней. Все у вас на Земле достигается трудом и работой над собой. Однако, кто чего сильно хочет, кто чего добивается и усиленно просит об этом Бога, того и Бог не оставить, но возвеличит.
Сообщение Нероса
15 апреля 1900 г.
Здравствуйте! — Я — Платон. Рад, что застаю вас здоровыми и бодрыми. Пришел с вами побеседовать; не думал, что опять увижу вас так скоро. Да уж так пришлось: просила меня счастливая Марта привести к вам духа Нероса и писать за него, если вы захотите его выслушать. Он ведь сам писать не умеет.
Так как же, угодно вам будет выслушать его?
В. — С удовольствием выслушаем; тем более, что он от Марты.
О. — Так слушайте его, а писать я буду за него:
Я — Нерос. Марта сказала мне, что вы интересуетесь загробным миром, и я был бы счастлив, если бы вы выслушали меня, и рассказ мой доставить бы вам удовольствие. Поэтому я решаюсь рассказать всю свою жизнь, как на Земле, — так и за гробом.
В последней своей жизни я был солдат.
Я считал себя римлянином, хотя достоверно мне это было неизвестно. Я никогда не знал ни отца ни матери, и даже когда я уже был взрослым, то серьезно сомневался — были ли они когда-нибудь у меня. Тем не менее, если хотели меня рассердить или обидеть, то называли меня галлом, и тогда я был готов за такую обиду убить всякого.
Детства своего я решительно не помню. Я вырос между солдат, и никто никогда не мог сказать мне откуда, собственно, я взялся и как я попал к ним; да я этим очень мало интересовался.
В то время солдаты были очень грубы, это были настоящее полузвери. Да это был очень необузданный народ, и насколько они были полезны на войн, настолько были вредны в мирное время. Даже в мирное время они пили, грабили и держали себя, вообще, очень распущено. Представьте же себе — что был я, если другие, у которых были семьи: отец, мать, сестры, братья и наконец, многие из них были даже женаты, и то были они вроде зверей, — что же был я, — незнающий ни семьи, ни ласки?
Я был необыкновенно силен, имел гигантский рост, телосложение геркулеса и преград для меня не существовало. Я был настоящий зверь и удержу мне не было; — я шутя рвал толстые веревки, и из железных копий я завязывал узлы. Наружность моя была, чрезвычайно страшная, но я себя считал очень красивым. Я гордился тем, что мирные жители, особенно женщины и дети — до того боялись меня, что, взглянув на меня, когда я шел по улице — убегали и прятались. Мне это льстило и я нарочно принимал еще более свирепый вид, чтобы их больше еще пугать.
Конечно я не имел никаких нравственных начал, потому что мне и негде было их почерпнуть. Я решительно не понимал и не знал, — что такое милосердие, жалость, любовь. Я даже никогда и не пробовал их себе представлять. Вся моя забота в мирное время состояла в том, чтобы напиться, поесть сладко и раздобыть побольше золота.
Золото я обожал. Оно было для меня — все. И где бы и у кого бы я не увидел золото, я уже — считал его своим, и если нельзя было его отнять силой, то я выдумывал разные способы выманить его или просто украсть.
Религии у меня не было никакой и я ни во что не верил. Если я ходил в храм, то это только затем, чтобы полюбоваться на те сокровища, какие в нем находились, и все время, стоя в храм я придумывал, как бы их выкрасть.