Сколько это продолжалось, — не знаю; но когда я очнулся, то увидел, что меня опять окружили эти духи; о, как они были злы и отвратительны; я старался от них отделаться бранью, но это их только смешило, и вызывало тысячи насмешек надо мной. Это уже было совершенно для меня ново и невыносимо, и опять я терял сознание.
Затем передо мной, как сон, начала проходить в картинах вся моя земная жизнь. Я был один; но часто я приходил в такое состояние озлобления, что, когда я видел тех, кого я убивал, я снова хотел на них бросаться, чтобы опять их убивать.
Иногда я смутно слышал, какой-то голос, который около меня рыдал, и тогда я смолкал и прислушивался, и что-то начинало, как будто во мне просыпаться: но это продолжалось недолго.
Кто-то как будто хотел ко мне прорваться; кто-то мне очень близкий и дорогой, но что-то его удерживало, и я опять оставался один.
Но когда в этих картинах я увидел ее, — то я принялся так неистовствовать, и так кричать, что меня опять окружили злые духи. Недолго думая, они подхватили меня и помчались куда-то.
Сначала я видел свет солнца, но потом все делалось темней и темней и остался один мрак. Я все видел в этом мраке. Наконец мы опустились, т.е. лучше сказать меня опустили на какую-то землю. Я сразу ничего не мог понять: ни где я, ни что делается со мной. Под ногами у меня была земля, но я чувствовал, что она мертвая. Это трудно рассказать, но я именно чувствовал, что она была мертвая. На ней ничего не было, кроме каких-то костей. Над головой была как черная шапка, мрак кругом.
Меня окружали духи. Они карабкались по земле; другие тут же летали. Они скорее напоминали каких-то гадин, но не людей, и не духов. Они почему-то стонали, корчились, хохотали, что-то кричали, хотя их никто не обижал и не мучил; и они все это сами, добровольно проделывали. Скоро мне надоело все это, и я перестал смотреть на них и все они исчезли.
Вдруг, я оборачиваюсь и вижу, что передо мной, груда золота. Я очень обрадовался и сейчас же бросился к ней. Мне казалось, что если есть золото, значит — все есть. Но я увидел, что подойти к нему я не могу: передо мной пропасть, наполненная кровью. Тогда я разбежался желая перепрыгнуть и упал в эту пропасть.
Я почувствовал как я тону в крови; кровь заливала мой рот, нос, уши и при этом мои жертвы обхватывали меня и тянули глубже в это море крови.
Вдруг я почувствовал, как кто-то меня взял за руку и вытащил. Это была она, моя богиня. Я бросился к ней, но она покачала головой; между ею и мной лежала змея, а она стала исчезать, a змея стала рассыпаться в золото. Я с алчностью хватал это золото и прятал его куда только мог; я даже пробовал его глотать, и все же его было много, очень много! Я чувствовал такую тяжесть, но все больше набирал его, и до тех пор набирал, пока падал от изнеможения.
Вдруг вижу: поодаль стоят роскошные столы со всевозможными яствами. Вино в дорогих кувшинах; мало того громадный фонтан из вина и наконец — целые водопады из самого моего любимого. Я жадно пил, без конца пил. Но в то именно время, когда я наслаждался вином, оно все мало помалу превращалось в кровь, a все яства — в человеческое мясо. Я с отвращением отворачивался от него, чувствовал страшное омерзение и невыносимую тошноту, но остановиться я уже не мог, я все продолжал и пить и есть все это. Но тут я опять увидал ее и стремглав бросался к ней.
Да, я видел ее всегда в белом и со страшной раной в груди; когда я только бросался к ней, выползала опять змея, а она исчезала. Иногда из земли подымалось что-то похожее на пар, и я уже увидел войну. Я убивал без конца, я рубил все, что мне ни попадалось, живого и мертвого, и вдруг меня провозглашали царем. Меня сажали на трон; кругом роскошнейший дворец, у меня легионы войск и я так счастлив, так счастлив, — у меня есть все, что мне надо; у меня даже тысячу раз больше, чем надо; опять стоят столы с яствами и вином, опять царские с-кровища, которым конца нет.
Но вдруг я замечаю, что мне подали не корону, но что это была змея. Я с ужасом отодвигался, бежал от нее, а она гналась за мной. И все вновь пропадало.
Опять я погружался в мрак, опять тьма страшная, непроглядная, ужасная,, заставляющая кровь стыть в жилах; опять она, такая блестящая, белая, предстает передо мной, и рана зияющая открыта в груди. Она садится далеко от меня и. я вижу, что горько плачет, ее слезы душат меня. Я начинаю осторожно подползать к ней, она все меня не замечает, но когда я подползал так близко, что мне казалось, я могу дотронуться до нее, то она исчезала, и опять я видел золотые горы, кули драгоценных камней, и так все без конца одно и то же.