― «Что это значит? ― думаю себе, ― почему я встала? Выздоровела, что ли? Просто чудо! Что такое? И такая легкость!»
Я оглядела комнату и вижу такую картину: муж сидит, голову положил на стол и рыдает; дети стоят кругом него, обнимают его и тоже в голос плачут. «Что случилось?» ― меня все это очень поразило. А в особенности рыдания мужа. Я никогда не видела, чтобы он плакал. И так стало мне жаль его:
«Я слишком далеко с ним зашла, ― думаю себе, ― надо успокоить их; я, ведь, теперь здорова».
Я бросилась к нему. Но вдруг, кто-то хватил за руку. Я оглянулась и обомлела: предо мной стоял светлый, прекрасный юноша; большие, кроткие, чистые, голубые глаза Ольги смотрели на меня. Да, это ее глаза; и я содрогнулась.
― Кто ты, что тебе? ― и что-то смутное пронеслось у меня в голове и сердце сжалось.
― Я твой Хранитель. ― Да, это он! Я вспомнила, что когда еще ребенком выходила из тела, ка он меня ласкал, как любил и учил. Но потом, когда я подросла, я почти никогда не выходила из тела во время сна. Во-первых, незачем выслушивать неприятные вещи; а потом в времени нет, я прямо ложилась и от усталости засыпала или не спала, мечтая о разных приятных вещах. Зачем же, думаю себе, теперь я вышла из тела? О! вот почему я так не любила Ольгиных глаз! Они похожи на глаза моего Ангела-хранителя и были для меня укором всей моей жизни.
― Зачем держишь ты меня, ― спрашиваю его, ― и что все это значит?
― Успокойся, ты все покончила со своим телом и тебе нельзя ни до кого дотрагиваться.
Кто поймет тот ужас, который охватил меня?
― Как! Все кончено? Неправда, я жива! Я войду в тело! Это он пугает меня!.. вздор!.. Кто оторвет меня от моего тела?.. где оно?
Я бросилась к телу и увидела, что его одевают в белое платье, в котором я всегда приобщалась; но Хранитель опять взял меня за руку, а тело прикрыл своим крылом. Крик ужаса и негодования вырвался из моей груди.
― Пусти! ― кричу я ему, и я стала страшно метаться, рваться, и меня поражало, что никто не обращает на нас внимания; как будто нас не было. О! это ужасно, это такой ужас! такое отчаяние!
Мы долго так боролись. Его слов я не слушала. Я все кричала и металась. Я видела, как тело мое понесли. Я видела, как его клали на стол, и леденящий ужас охватил меня.
Я ясно и отчетливо чувствовала это тело; я чувствовала каждое малейшее прикосновение чужих рук к нему. Мне неловко и больно было лежать на столе, я будто хочу поправиться, и вдруг мне говорят ― я умерла.
― Ложь! Низкая ложь, ― кричу я, что есть силы.
О! когда вы умрете, старайтесь как можно меньше смотреть на свое умершее тело. Лучше совсем на него не смотрите, а то ваши флюиды еще смешаны с ним и вы во второй раз можете испытать ощущение смерти. Да, это очень, очень странное чувство.
Вдруг я увидела, что комната стала наполняться людьми. В своем смятении я почти никого не узнавала. Господи, как я металась и на все мольбы Хранителя помолиться, я кричала одно:
― Жить, жить хочу; уйди, ты враг мой, это все от тебя. И я проклинала все и всех и больше всего хранителя, что он пускал меня к телу.
Сколько все это длилось, я, конечно, не знаю. Я потеряла время. Но думаю, настала уже ночь. Около тела никого не было, кроме монахини, которая что-то читала, а я металась по полу и кричала.
Потом я услыхала хохот и какие-то взвизгивания. Я поднялась и увидела, что комната полна каких-то теней; некоторые были мне как будто знакомы. Между ними мне казалось, что я вижу тень умершей матери, а затем какие-то безобразные тени, которые смеялись и издевались. Я притихла.
― Что это? Кто это? ― думалось мне.
― Это ты вызвала зло своим смятением, молись, молись, ― упрашивал меня Ангел-хранитель.
Но я его не послушала и тени стали двигаться на меня. Я потеряла сознание. Я как будто оцепенела и застыла, и тени как будто стали отходить от нас. Но чуть я начина стонать или рваться от хранителя, они опять надвигались.
Да, так шли эти страшные и мучительные дни. Мне казалось, что это был все один нескончаемый день. Я все видела: как рыдали, как молились, как приходили все знакомые в черном, как все удивлялись, плакали и даже граф был; но мне было не до них и даже не до графа. Я все думала, как бы мне доказать всем, что я жива, и что я чувствую. Я пробовала кричать каждому над ухом: «я жива!» Но звуки замирали, и никто меня не слыхал. Ужас охватывал меня, когда я вспоминала, что меня похоронят в то время, когда я совсем жива. Я даже отчетливо чувствовала, что запах шел от меня. Я чувствовала уже брожение желудка, и то, что газы поднимались к горлу. Я все чувствовала. Да, это были муки ужасные; но что все они значат перед тем, что было дальше.