Софья Кузьминична отложила вязание и сощурила подслеповатые глаза, пытаясь рассмотреть нечто розовое на комоде. И подивилась, что умершее пять лет назад радио вдруг ожило и приятным баритоном прочло первую главу «Капитанской дочки». Возможно, и вторую главу читали, только Софья Кузьминична задремала и больше ничего не слышала.
А у Клары в тот день было настоящее видение. Она молилась на ночь, и вдруг над ее головой зазвучали церковные песнопения. И, как она позже клялась, вся комната наполнилась запахом чайных роз.
Серафим с того дня затосковал. Дмитрий Дормидонтович узнал в его мятущемся взоре себя самого во время инкубационного периода, когда он сидел сутки напролет уставясь в одну точку, а незнакомые, дикие мысли сводили его с ума. Он понимал, что пора поговорить с повзрослевшим чадом, но в тоже время боялся этого разговора.
— Что стряслось, Серафим? Тебя мучают незнакомые желания? Поделись со мной. Возможно, я знаю, как тебе помочь, — набрался духу Дмитрий Дормидонтович.
— Отец, меня мучают раздумья. О судьбах. Зачем я здесь? Зачем мы здесь? Неужели, для того, чтобы повторить судьбу своих предков и стать изгоями в этом мире? Ведь мы крысы, не так ли. Но мы чужие среди крыс. Или же мы здесь, чтобы стать игрушкой в чужих руках и прожить жизнь в аквариуме ради потехи капризного ребенка? Неужели наше предназначение в этом, отец?
Дмитрий Дормидонтович никак не ожидал разговора на эту тему и слегка растерялся. Но быстро нашелся.
— Не говори так, Серафим. Вы здесь, чтобы приносить людям радость. Чтобы делать чью-то жизнь краше, облегчить тяготы и скрасить одиночество.
— Тогда позволь нам, отец, пойти к людям. Поведать им все, что мы знаем, отдать им все, что имеем, научить их всему, чему ты нас научил.
— Серафим, это невозможно! Я запрещаю тебе даже думать! Я не пущу. Ты полагаешь, что мир окрашен в голубые тона? Нет, дорогой мой. Мир не так прекрасен, как тебе кажется. Он жесток. Он убивает всех, кто не похож на остальных. Ты погибнешь там, Серафим.
— Я пойду не один, отец. Мы все пойдем. Нас много и вместе мы не так беззащитны, как кажется. Благослови нас отец. Мы должны спасти мир. Иначе нам придется идти без твоего благословения.
Малахитов с грустью понял, что дети выросли, и его отцовские функции на этом заканчиваются. Их не удержишь. Они все для себя уже решили.
Дмитрий Дормидонтович распахнул окно. Весенний ветер раздул занавески, взъерошил волосы и перелистнул страницы в раскрытой книге. Мыши торжественно выстроились на подоконнике. Малахитов понимал, что нужно сказать нечто важное и соответствующее моменту, но не мог. Горло перехватили слезы. Тогда Дмитрий Дормидонтович отрывисто произнес:
— Я всегда буду ждать вас. Знайте это. А сейчас — летите!
И взмахнул рукой. Мыши поднялись в воздух, словно стая райских розовых птиц. Сделали прощальную петлю в небе и умчались прочь. Малахитов видел, как промелькнули между серых крыш их розовые крылья и затерялись среди голых ветвей и торчащих антенн.
— Я всегда буду ждать вас, — прошептал им вслед Малахитов. — Возвращайтесь. Родные мои. Дети мои.