А потом у меня в руках снова оказалась бутылка. Я выпил, потому что боялся потерять ощущение алкогольного опьянения, и остался рядом с Артемом Хвостовым и Гришей Зыбиным.
– Ну че, куда? – спросил Гриша. – К нам сегодня родственники приехали, так что мимо.
– Ко мне точно нет, – сказал Артем.
Они посмотрели на меня.
– Слушай, а к тебе можно?
– Ко мне?
– Ага.
– Думаю, да, – закивал я. Его идея мне очень понравилась, – Мама в командировке, а Людмила Сергеевна придет только завтра. А кто еще поедет?
– А кто тебе еще нужен? – спросил Гриша Зыбин.
Я не ответил, потому что смотрел на Алину Шишкину. У нее были волосы красивого пшеничного оттенка и голубые глаза. И она была светлокожей, но не такой нездорово бледной, как ее подруга Соня Ильвес или я.
– А можете позвать Алину Шишкину? – спросил я у Артема, набравшись смелости.
Артем Хвостов и Гриша Зыбин засмеялись.
Я ждал.
– Ну ладно. Позову, – сказал Артем Хвостов.
– А что вечером пить будем? – спросил Гриша. – Вискаря нет. И бабла тоже.
– У меня есть деньги, – сказал я.
– А. Ну круто.
Но я смотрел только на Алину Шишкину.
7. Пьянка
В моем мире было похмелье, странные люди и жуткие сны,
Желтая осень, серая осень. Без шанса дожить до весны.
В моем мире не было мира, только пустыня ушедших лет,
Бесконечные льды, ледяные пустыни. Тусклый небесный свет.
Когда я был еще маленьким, мы с папой начали играть в игру. Мы представляли, что мы прилетели с другой планеты земного типа. Мы прилетели в анабиозной капсуле, в которой путешествовали много тысяч (а то и миллионов) лет.
Конечно, на самом деле это невозможно, ведь у меня много раз брали кровь на анализ и выявили бы, если бы я был инопланетянином.
Существует вероятность, что где-то во Вселенной есть точные фенотипические копии землян, ведь в мире все повторяется. Но вероятность, что мы встретим когда-нибудь этих существ, почти нулевая. Скорее мы встретим такую разумную жизнь, которая будет кардинально отличаться от земной. Мы можем даже не понять, что встретили разумную жизнь. Люди до сих пор не поняли, разумны ли дельфины.
Людям нравится только то, что они понимают. Многим из них кажется, что они понимают достаточно.
Но так ли это?
Когда мы сели в автобус, я позвонил маме и сказал, что еду домой. Один.
Я не сказал, что ко мне приедут друзья.
Впервые в жизни я соврал. Кто-то говорит, что сокрытие информации не есть ложь, но я считаю, что они просто не хотят брать на себя ответственность.
И я точно знал, что я соврал.
Эмоции переполняли меня, но я не мог в них разобраться. Я испытывал радость, возбуждение и страх одновременно. Я буду общаться с одноклассниками.
Однажды мой бывший одноклассник позвал меня на день рождения. Я очень обрадовался и пошел. Весь вечер он и его друзья спрашивали, что мне нравится, не нравится, а потом показали порно. У меня началась эрекция, и мне пришлось пойти в ванную комнату. На следующий день в школе знали об этом.
Тогда я учился в восьмом классе. Больше я ни к кому не ходил. И ничего никому не рассказывал.
Но сейчас мне надоело. Я и так все время боялся.
Хватит.
Пока мы ехали, я размышлял о том, что сегодня состоится первая в моей жизни… А как это правильно назвать? Пьянка?
Я в новой школе всего двадцать один день (без учета выходных дней), а уже пригласил одноклассников на ночевку.
Так волнительно.
Но одна вещь меня смущала.
А вдруг на каком-нибудь родительском собрании мама Артема Хвостова или Гриши Зыбина расскажет моей маме про эту ночевку? Что тогда будет? Ведь Артем Хвостов скажет, что поехал ко мне домой.
И зачем я соврал? Вдруг я что-то упущу? Вдруг кто-то что-то узнает?
Эта мысль настолько завладела моим мозгом (странное выражение «завладеть мозгом»), что я решил все отменить. Зачем мне какая-то пьянка, когда у меня дома недочитанная книга Ричарда Докинза?
С другой стороны, если я буду все время от всего отказываться, то так и не заведу друзей.
Но… нужны ли мне друзья? Я ведь жил без них почти четырнадцать с половиной лет, и мне было хорошо.
Хотя кого я обманываю? Ничего в этом хорошего. Мне было одиноко, мне было пусто, было никак. Просто раньше я этого не понимал.
В конце концов я начал раздражать сам себя. И почему я все время ною?
Когда мы ехали обратно, я все равно сидел один и слушал Ференца Листа. Никто не говорил со мной.