Дело кончается миром. Затем тот же ответчик, являясь в качестве истца, предъявляет штук 20 не исполненных крестьянами договоров. Крестьяне признают неисполнение. Возьмем для примера один. Судья.Миронычев! Вы не выставили двух подвод? Мир.Точно. Не выставили. Судья.Здесь сказано, неустойки по 1 рублю с подводы. Мир.Точно, батюшка. Судья.Не желаете ли расчесться? Мир.Где ж, батюшка! расчесться? Отработаем.
Луч радости загорается в глазах истца. Судья.Не сойдетесь ли миром? Все крестьяне.Что ж, мы с великим удовольствием. Истец.Господин судья, позвольте нам удалиться для совещания.
Через 1/4 часа стороны заявляют об окончании дела миром. Миронычев обязуется по зимнему пути выставить 4 подводы под хлеб с неустойкой по рублю за каждую. Все остальные мировые в том же роде. Истец знает наперед, что условие будет исполнено наполовину и представит, таким образом, perpetuum mobile. Согласитесь, что редкий владелец из более развитого круга согласится на такого рода обороты, а если бы и согласился, не имел бы такого успеха. Мы с вами не пойдем в кабак заключать сделки. Мы не знаем в подробности всех домашних обстоятельств данного крестьянского семейства, а эти люди все это знают и всюду пойдут. Виртуозность их на этом поприще поистине изумительна.
Перед судьей 12 человек крестьян.
Судья.Ну что? опять с жалобой на Рыбина? Все разом.Что, батюшко! измучил. Судья.Не говорите разом. Верно, Артемову опять доверяете говорить? Все.Доверяем. Чего же не доверить? Судья.Зачем вы, Артемов, ходите ко мне артелью, коли не слушаете моих советов? Артемов.Что ж нам, батюшко, делать? Разорил. Судья.Сколько вы раз были у меня из-за прошлогодних 362 рублей. Артемов.Раз, должно быть, 6 были? Судья.Почему? Артемов.Да все он бегал от повесток в другой уезд, на другую конторскую карьеру. Судья.Получили вы от меня 362 рубля, которые я вытребовал от главной конторы? Артемов.Получили. Много довольны. Судья.Что говорил на суде поверенный от главной конторы, выдавая деньги? Артемов.Да, знать, говорил, что Рыбин разочтен конторой и она за него больше не в ответе. Судья.Что я говорил вам тогда? Артемов.Известно что. Судья.Что же известно? Артемов.,Добру учили. Судья.Говорил я вам, что у Рыбина в городе никакого дома и имущества нет и что если вы будете запускать за ним расчеты, то придете опять сюда и получите пустой исполнительный лист? Артемов.Говорили. Судья.Говорил я, что вы к хорошему хозяину не пойдете, а отыщете такого, с которым придется плакать? Артемов.Истинная правда. Говорили. Судья.После этого искали вы у меня зимой с Рыбина 175 рублей? Артемов.Искали и исполнительный лист получили. Он вот он. Судья.А еще что я сделал по этому листу? Артемов.Застановили в карьере рыбинский камень. Судья.Но много ли, по вашему, было камня? Артемов.Рублей на 150, знать, было. Судья.Куда же он девался? Артемов.Объегорил, т. е. во как объегорил. Судья.Т. е. вы же сами на своих подводах свезли Рыбину камень в Орел. Он получил деньги, а от вас ушел, и вы вернулись с пустыми руками? Артемов.Знатно объегорил. С тем, что говорит, собственно для вас делаю. Хочу по-Божьему рассчитаться. Здесь, говорит, с укциону за него и половины, что я вам должен, не дадут, а там, говорит, прямо в конторе получайте у подрядчика. Свалили мы на чей-то двор, а пришли в контору, нас в шею. Вот и исполнительный лист. Судья.Теперь кроме этих 175 вы еще наработали у того же Рыбина в карьере на 140 рублей, так или нет? Артемов.Так точно. Судья.Есть в карьере неподнятый камень? Артемов.Какой там камень, с полсаженки плитняку, может, наберется. Судья.А где сам Рыбин? Артемов.А кто ж его знает? Вот уже недели с две завертелся куда-то. Так мы к вашей милости. Судья.Узнайте, где Рыбин, тогда приходите, а теперь не приму вашей просьбы. Артемов.Где ж нам его искать? Судья.Это не мое дело, вам в просьбе отказано. Ступайте. Все.Где ж нам теперь, Господи, суда искать? (Уходят.)
За время нашей судейской деятельности дел до 500 с подобным характером перешли через наши руки. По всей линии Орловско-Елецкой дороги между ст. Золоторевой и Архангельской взысканы в пользу крестьян по суду десятки тысяч с разных второстепенных и мелких подрядчиков по производившимся работам, и по сей день много исполнительных листов лежат без действия, частью по несостоятельности подрядчиков, а частью потому, что они сумели на полученные из главной конторы деньги накупить недвижимости на чужое имя. Так, один из них, должный золоторевскому обществу более 2000 р., купил, как мы слышали, 400 десятин земли. Между тем жалоб на неуплату землевладельцами задельной платы рабочим почти нет, и не было случая, чтобы правильная жалоба рабочего в этом смысле осталась без удовлетворения.
Причины такого явления объясняются всеми условиями подобных исков. Землевладелец, не рассчитывающий рабочего, рискует остаться без рабочих, которых нанимает постоянно в известном околотке. Иск обращается к недвижимости, которая никуда скрыться не может. Такие дела разбираются в короткий срок, и за неисправность определено законом огромное взыскание с неправого ответчика.
Сказанного достаточно, чтобы судить о степени важности земледелия в кругу других деятельностей. Степень эта так высока, что составляет единственную существенную, тогда как все другие по отношению к ней являются второстепенными и вспомогательными. После потребности дышать, удовлетворяемой помимо воли организма, первая потребность — Ъсть, т. е. жить, как показывает самое тождество этих понятий и выражающего их глагола в древних и новых языках: — Ъстьи есть.
Земледелие, в сущности, не какая-либо потребность жизни, оно сама жизнь. Из этого неоспоримого положения вытекают два следствия. 1-е. В земледельческом государстве поощрять земледелия нельзя, как нельзя поощрять жизнь. 2-е. В таком государстве ни один специальный деятель, если он искренно желает успеха даже своей специальности, не должен ступить шагу, не оглянувшись на земледелие и не сообразив, не может ли это вредно подействовать на последнее. Крестьянская реформа, железные дороги и новое судопроизводство до того изменили коренные условия нашего земледелия, что его без преувеличения можно назвать делом новым. За последние 10 лет оно кидается по всем направлениям, отыскивая новых путей, и не только не отыскало их окончательно, как по отношению производства, так и по отношению к сбыту, но едва ли еще настало время определить эти пути в будущем. Еще далеко ему до того квиетизма рутины, в котором оно покоится на Западе и которым так любовались наши поэты до крестьянской реформы. У нас, где большинство нив находятся в руках, сравнительно с крестьянами, крупных владельцев, последним, теперь или никогда, время взглянуть на это дело со всей сериозностью, какого оно ожидает.
Пора понять ту простую истину, что у нас арендаторов, прикащиков и старост не только нет, но надолго и быть не может. Все эти люди у нас могут только быть посредствующими орудиями хозяина и могли быть самостоятельными деятелями только в области рутины. Но туда, где первым деятелем является нравственная личность, где любовная, справедливая и цивилизующая деятельность неминуемо должна ложиться краеугольным камнем всего дела, посылать вместо себя другого — немыслимо. Отсутствующий владелец еще может, с грехом пополам, держать себя так, чтобы пензенские его арендаторы или прикащики его любили, но послать туда такого прикащика, который вызвал бы любовь окрестного населения к отсутствующему неаполитанцу, мудрено. В этом случае личный интерес первого крупного землевладельца-крестьянина или мещанина выставит его непобедимым конкурентом, хотя и в ущерб общему делу. Там, где дело идет об цивилизующем призвании землевладельческой среды, из которой исходит суд и главные земские деятели, нельзя вместо себя посылать другого. Тут надо или добросовестно отказаться от дела, или, запасшись основательным общечеловеческим образованием, какое дают одни университеты, поступить на добросовестное служение. В этом случае высшее университетское образование далеко не прихоть, не роскошь, какими оно было до реформы, а насущная потребность, которой обойти нельзя, если у страны есть будущность. Не служебная карьера с ее чинами, а самое дело этого требует, и нельзя достаточно благодарить настоящее Министерство народного просвещения за его сериозный взгляд на высшее образование. Можно положительно сказать, что терпимое прежде: «Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь», к которому, и то с фехом пополам, могут быть приравнены какие-то мнимо-реальныегимназии, отныне не может быть терпимо в качестве условий для публичной деятельности. Ремесленники могут учиться чему-нибудьи как-нибудь,но люди, призванные вести народ по всевозможным путям преуспеяния, обязаны пройти школы высшего образования. Если современные землевладельцы этого не поймут и, увлекаясь мыслию, что вовеки веков можно отсидеться в местном кругу личных вкусов и удовольствий, то таким неверным расчетом они не изменят сущности дела, а только на неопределенное время задержат неизбежный ход его. Крестьянин, купивший 2000 десятин на берегу Оки, сначала хотел сломать прекрасный господский дом и уничтожить усадьбу, а теперь просит за нее 30 тысяч и говорит, что продать ее — значит изгадить все имение. Если он сам, ходящий летом в бараньей шапке, в один год понял, в чем дело, и держит для сына рысаков, при наезднике в 25 руб. в месяц, то поверьте, что внук его силою вещей будет приведен на лекции Пиндара и философии. Не напоминает ли вам, читатель, этот крестьянин с сыном другого, выведенного Аристофаном в «Облаках»?