— Что происходит? — шепотом спросил он.
— У соседки сверху отец душевнобольной, — прошептала в ответ Нина. — Кажется, у него припадок.
Они на некоторое время обратились в слух, но тишину ничто не нарушало, и Нина опустила голову на подушку; вскоре ее дыхание вновь стало размеренным. Будильник со светящимся циферблатом показывал начало пятого. Неприятно взволнованный, Суханов тоже закрыл глаза, жалея о невозможности вернуться в тот любопытный сон про говорящего жеребца, — и именно тут уходящий день и сыграл над Анатолием Павловичем последнюю шутку. Что-то само собой шевельнулось, перетасовалось у него в памяти — и он знал, знал с совершенной уверенностью, что в ту минуту, когда он отвлекся, министр культуры пригласил его к себе в гости на знаменитую дачу и даже намекнул на возможность сказочного, звездного союза между своей родной дочерью и его собственным Василием. У Суханова вырвался стон. Тогда, будто в утешение, память заботливо подсунула ему тот образ, который тщетно преследовал его на протяжении всего вечера: им оказался персонаж из детского мультфильма — толстый, важный хомяк, набивший за щеки ворованное зерно. Сходство было убийственно точным.
Глава 4
Посреди ярко освещенной площади, на фоне пряничных домиков с черепичными крышами и золочеными ставнями, в облаке кружевного воодушевления взмахивали ножками Сванильда и ее подруги. Суханов скучал. Он сидел так близко, что слышал вкрадчивый скрип досок и мягкий стук пуантов, видел, что у одной из танцовщиц съехал набок парик с косичками, и воочию представлял спрятанные за кулисами зубчатые механизмы, готовые протащить по рисованному небу серебряную фольгу луны или выпустить уютный дымок из двухмерных печных труб. Ложа, обитая темно-красным бархатом, скрепленная золотошвейным гербом и почти нависающая над сценой, относилась к числу положенных ему льгот, но в то же время, как ни парадоксально, сама ее близость к сцене обнажала потные усилия танца, лишая его той волшебной иллюзии, без которой зрелище не приносило Суханову наслаждения, — так что он даже невольно позавидовал заштатной публике, оккупировавшей галерку, откуда балет, наверное, сливался в феерический вихрь музыки, цвета и огней.
В начале второго антракта Василий обвел биноклем сверкающую раковину зрительного зала, сообщил, что нашел знакомых, и выскользнул из ложи. Суханов остался наедине со своей матерью. Сегодня у них был семейный культурный выход, но Нина опять пожаловалась на мигрень, а Ксения заявила, что на дух не переносит «Коппелию».
— Это наглядная иллюстрация различий между французами и немцами, — сказала она. — Делиб взял зловещую сказку Гофмана о любви и безумии, чтобы сделать из нее историю сельского донжуана, который ухлестывает за двумя девицами сразу. Ты прочти, тогда поймешь, о чем я говорю.
С этими словами она швырнула ему на стол увесистый том, разметав бумаги и смахнув на пол одну страницу его биографии; но не успел он сделать ей замечание, как Василий стал просить у него запонки, Валя постучала в дверь, приглашая к чаю, а снизу позвонил водитель и доложил, что машина подана, — и вот он уже томился в пропахшей нафталином вишнево-бархатной неволе рядом со своей матерью, временами обращаясь к ней с натянутыми, вежливыми репликами.
— По-моему, костюмы и декорации — просто прелесть, — отвечала она на его вопрос, косясь на него, как всегда, с испугом. — Я одного не пойму: если Коппелия — его невеста, то другая ему кто?
— Нет, мама, его невеста — Сванильда, — объяснил он, подавляя вздох. — Сванильда — деревенская девушка, а Коппелия… — Пошуршав программкой, он повторно зачитал ей слегка нелепое либретто. — А в конце, — терпеливо добавил он, — вся деревня веселится под звон мирного колокола, а Франц и старый Коппелиус получают по кошельку золота.
Надежда Сергеевна нервно одернула мешковатое лиловое платье.
— Я думала, Коппелиус — отрицательный персонаж, — выговорила она, все так же боязливо косясь на сына.
Ответить он не успел: свет начал меркнуть, желтые кисти занавеса дрогнули и поплыли в стороны, грянула музыка, и вложу на цыпочках начал протискиваться Василий, наступая всем на ноги и бормоча извинения. Суханова вновь охватила мелодичная скука. Маленькая девочка, сидевшая прямо перед ним, — дочка директора театра или его заместителя, — принялась разворачивать леденец, шумно, медленно, невыносимо, а мамаша увещевала ее громким, трагическим шепотом; на дневные спектакли всегда приводили детей. К счастью, балет вскоре закончился.