— О, они ж, фашисты, не знают еще, что такое советский солдат. Они ж не видели его в ярости. А это будет! Вспомните историю. Кто только Киев не брал, но никто не мог его удержать. Вот и мы с вами еще вернемся в 13‑й номер «Континенталя».
В это была его вера, несокрушимая.
А уж кто-кто, а он-то видел фашистские танки, прорвавшиеся к Днепру на широком участке фронта. И он, военный человек, славу богу, знал, что это значит и, конечно же, глупо тешить себя мыслью, что наши долго продержатся на киевском рубеже. Что ж, война есть война. Но в Киев наши обязательно вернутся!
Гайдар передал по телефону в «Комсомолку» очерк о каневском мосте.
Он рассказал о его защитниках — артиллеристах-зенитчиках, о том, как к местам сражений двигались по мосту машины с войсками, оружием и боеприпасами и как тысячи бомб обрушивались на мост, а тот остался жив и невредим. Свой очерк назвал просто и хорошо — «Мост».
Гайдар писал тогда, в июле 1941 года, об озорном, остром на язык связном Федоре Ефимкине, о строгом старшине Дворникове, о смелых часовых Нестеренко и Курбатове и молчаливом туркмене Бекетове.
Не упомянул лишь о себе. В тот день, когда он ездил на могилу Тараса Шевченко, на мосту образовалась пробка — вывозили раненых, а фашисты, заметив скопление машин, открыли бешеный артиллерийский огонь. Тогда Гайдар сам принялся наводить порядок, и за какие-нибудь полчаса пробка была ликвидирована.
Уже переданы в Москву первые военные корреспонденции, уже побывал он в передовых частях и все же недоволен собой. Мысль о том, что здесь, на фронте, он делает слишком мало, не дает покоя.
В августе Гайдара неожиданно вызывают в Москву.
В затемненный город Гайдар приехал без шинели, без ремней и бинокля, который купил перед отъездом на фронт, — все вещи погибли во время бомбежки в дороге.
Около двух недель жил Гайдар в Москве, продолжая работу над киносценарием «Клятва Тимура». Кинокартина уже снималась. Ему сказали, что этот фильм нужен не меньше, чем боевое оружие, и Гайдар обязан его окончательно отработать. Вот почему его и вызвали из Киева.
Гайдар зашел в редакцию «Комсомольской правды» к Борису Сергеевичу Буркову. Это он выдал ему долгожданное удостоверение, которое гласило, что Гайдар является специальным корреспондентом «Комсомольской правды» на юго-западном направлении.
Борис Сергеевич встретил Гайдара с радостью.
Гайдар рассказал, как погибли его вещи. Бурков протянул ему широкий командирский ремень.
— Вот возьмите мой! — сказал Борис Сергеевич. — Это еще с финской кампании.
Гайдар поблагодарил, и взгляд его остановился на зачехленном финском ноже, что лежал на столе.
— А эта вот штука тоже осталась на память о войне с белофиннами, — объяснил Бурков.
— Борис Сергеевич! Подарите тоже!
— А зачем вам финский нож, Аркадий Петрович?
— Вдруг партизанить придется — пригодится, — ответил Гайдар. На лице его написана была такая мольба, что Борис Сергеевич никак не мог отказать в просьбе.
Домой Гайдар возвращался затемненными улицами Москвы. Мимо неслись грузовые машины. Ехали ребята с вещевыми мешками за плечами, с лопатами в руках. Они бережно поддерживали девушек, нет, еще совсем девчонок в ситцевых платках.
На минуту Гайдару показалось, что увидел очень знакомое лицо девушки. Где-то он встречался с нею! Кажется, в санатории, в Сокольниках, и девушку звали — это он хорошо помнил — Зоей!
Зоя… Это она спрашивала его, что такое счастье, и пожелала ему жить до ста лет. Ведь и года не прошло, а кажется, было все это давным-давно. А может, он ошибся и вовсе это не Зоя?
Гайдар уже хотел окликнуть девушку, но тут из-за поворота с лязгом вышли танки, в их грохоте потонули все звуки. Гайдар только успел махнуть рукой — и грузовик с ребятами и девчатами был уже далеко.
Не знал Гайдар, что Зоя уже давно решила пойти на фронт и сейчас безуспешно ходит по комитетам комсомола, просит, чтобы ее направили на фронт. Не знал, не думал Гайдар, что о подвиге девочки Зои Космодемьянской, с которой он отдыхал в Сокольниках, лепил снежных баб и громко распевал веселые солдатские пески, скоро узнает вся огромная Советская страна, весь мир…
Каждое утро Гайдар слушал очередную сводку. Суровой грустью звучал знакомый голос московского диктора:
— От Советского информбюро… Наши войска вели упорные бои с противником на всех фронтах и особенно ожесточенные на кингисеппском, новгородском, гомельском направлениях…