— Скупой ты, как Гобсек.
— Пусть буду скупой, — согласился паренек, — но не дам. Аппарат мне испортите, каши не расхлебаешь. Да и с током шутки плохи: шибанет — мамку вспомнишь! Технику безопасности не знаешь? — Паренек стал опять заученным голосом рассказывать про технику безопасности.
— Ты что, из книги шпаришь? — возмутился Юра. — Своими словами говорить не умеешь?
— Про технику не умею, — искренне признался паренек и почему-то вздохнул. — Меня все время за эту книжность ругали и в ФЗО, и здесь. Запас слов, наверное, незначительный. Поэтому я стараюсь побольше говорить. А книги решил пока бросить. Как прочту какой-нибудь исторический роман, так и говорю «сэр», «господа», «разрешите откланяться», ну и другие такие слова. Это потому, что я очень впечатлительный и стихи пишу. — Он вдруг перешел на шепот. — Только вы Анне Федоровне не говорите, что я бросил читать.
— А ты не бросай, — посоветовал Юра.
— А как же быть?
— Не знаю. Книги читан, а говори просто, как сейчас с нами.
— Не умею, не получается.
— А стихи какие у тебя? — спросил Юра.
— Лирические. Замечательные стихи, только никому не нравятся. Паренек вдруг погрустнел, приложил руку к сердцу и плачущим голосом начал выговаривать:
— Посвящаю тонкострунный стих мой синьорине Маше Варешковой:
— А ты, правда, скучаешь по Маше? — спросил Вася, с трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.
— Нет.
— Зачем же пишешь?
— Гм… Это же стихи! Все поэты так пишут. Надо же о чем-то писать. Ну как, нравятся?
Конечно, он, Юра, сочиняет стихи в тысячу раз лучше. Но зачем обижать паренька? Юра ни за что бы не открылся, что пишет стихи.
— В общем, ничего, — дипломатично ответил Юра.
— Какое там ничего, — ерунда! Не получаются они у тебя, — прямо отрезал Вася.
— Не брошу, — упрямо заявил парень и опустил очки на глаза. — Не мешайте работать.
Ребята направились к двери. Парень беспокойно посмотрел им вслед и вновь догнал их.
— Ну вот уж надулись… Не могу бросить — и все. Душа вверх стремится, к солнцу, к счастью, к простору. Лирическая у меня душа, понимаете?
— Ну и чудак, — оказал Вася, когда они с Юрой попали в другой конец двора. Там они увидели свою группу, направляющуюся к главному корпусу.
Решили присоединиться, так как женщина в брезентовом плаще что-то рассказывала.
— Два года тому назад нашей станции не было, не было также и близлежащих к нам колхозов. Солончаковая степь перемежалась с болотами. В чем трудность освоения новой степи? Она представляет собой огромную чашу с понижением к центру. Грунтовые воды залегают на глубине метр-полтора, а бывает, выходят на поверхность. Вместе с грунтовой водой выступает и соль. Соль — наш враг. С засолением земель необходима постоянная борьба. И мы, механизаторы, вместе с колхозниками боремся: перепахиваем, промываем земли, понижаем грунтовые воды. Работы много, нам ее с лихвой хватает на круглый год. Мы передовые люди на селе, потому что в наших руках лучшая сельскохозяйственная техника. И применять ее надо в полную силу. Видите, сейчас у нас на усадьбе пусто, затишье. И это хорошо. С ремонтом мы справились, все машины на полях.
Вася тихо спросил Ивана Сергеевича:
— Кто такая?
— Парторг. Она вчера вместе с другими женщинами разгружала доски.
— Грамотных людей нам не хватает, — продолжала Анна Федоровна. — На одной практике, без учебы далеко не уедешь. А мы должны далеко идти. В прошлом году машинно-тракторные станции нашей стели обработали тысячи гектаров новой земли, нынче зацветет хлопчатник на площади в три раза большей.
Ребята захлопали в ладоши; Анна Федоровна улыбнулась.
— Так что, рабочий класс, давайте за работу!
После осмотра цехов ребят распределили по тракторным бригадам. Вася, Юра, Иван Сергеевич, Костя, Саша и Митя попали во вторую бригаду Мещерякова. При упоминании Мещерякова — бывшего мастера училища — Костя ахнул. Он не ожидал этой встречи. Мастер был слабохарактерный, и Костя откровенно посмеивался над ним. Теперь, пожалуй, Косте не сдобровать.
— Давай попросимся в другую бригаду, — предложил Костя Ивану Сергеевичу, но Иван Сергеевич категорически отказался.
Глава тридцать девятая
«А НУ, ПО КОНЯМ!»
Бригада Мещерякова жила в колхозе «Хакикат», в шести километрах от МТС.
— Придется вам, юноши, пешком идти, — сказала Анна Федоровна. Машины наши помогают колхозам удобрения возить.
— За нас не беспокойтесь, — заверил Вася, — для нас шесть километров — пустяки.
Группу воспитанников разбили на четыре звена. С одним из них отправился Петр Александрович. Ребята выстроились, прежде чем разойтись. Мастер прошелся вдоль шеренги.
— Что вам сказать в напутствие? Некоторые из вас привыкли, чтобы мастера училища не спускали с них глаз. Теперь вы представлены сами себе. Помните, недисциплинированность прежде всего отразится на работе. А от нас ждут хорошей работы…
С песнями направились ребята в колхозы. Неширокая проселочная дорога, выбеленная проступившей солью, потянулась в степь. Белые домики с плоскими крышами «Хакиката» виднелись вдали.
Иван Сергеевич шел впереди своей группы. Костя рассказывал что-то смешное, а Митя Полев, поджав губы, осуждающе покачивал головой. Саша Коржаков, перекинув ремень гармонии через плечо, осматривал хозяйственным глазом зябь. Ее только что пробороновали. У них, в совхозе «Мир», такие же солончаковые степи. Вчера по радио он слышал, что там уже появились всходы хлопчатника. А здесь запоздали. Место низкое, и после дождей долго не сохнет земля.
Вася молча удивлялся: «Как на такой земле родится хлопок? Уж больно она желтая и соленая. И обязательно поливать ее нужно. Неужели по всей этой степи пойдет вода? Откуда ее взять и как пустить?»
Юра носился туда-сюда, срезал кусты колючки ножом и кричал: «Смотрите, ребята, листьев нет! Воды мало, вот и приспосабливается». Или заглядывал в сбросной канал и опять кричал: «Смотрите, ребята, вода… Грунтовая вода…»
— И чего прыгаешь? Как будто только сейчас на свет появился, сердился Костя.
Но Юра Косте не отвечал. Всю жизнь он мечтал выбраться из дому на простор. Он представлял себе степь только по прочитанным книгам, а теперь она была перед глазами. Смотреть в синюю даль, бесконечную, волнистую от испарений, было для него великим наслаждением.
Колхозу «Хакикат» всего два года. Когда-то на этом месте стояло несколько глиняных казахских мазанок. Теперь их не было в помине. Деревня представляла собой две широкие улицы с новенькими каркасными домами. На окраине стояли недостроенные дома. Вдоль улиц, возле арыков вытянулись в ряд молоденькие тополя.
Прошли деревню и никого не встретили. Лишь из дома, огороженного зеленой оградкой, выбежало несколько девочек. Они были в одинаковых цветных платьицах. «Детсад», — догадался Вася.
То тут, то там виднелись на полях группы колхозников. Долго шли по меже, прежде чем подошли к трактору. Еще издали они заметили, что трактор не движется.
Мальчишка лет пятнадцати сидел на расстеленной фуфайке, поджав под себя ноги. Привалившись спиной к гусеницам трактора, он нехотя жевал кусок лепешки. В кабине спал человек в запыленном комбинезоне, положив голову на руль. Руки у него бессильно свисли. В спавшем человеке ребята сразу узнали Мещерякова.
— Напился, что ли? — спросил Вася, прыгнул на гусеницу, но паренек, вскочив, ухватил Васю за рукав.
— Не трожь, не трожь… — зашептал он.
Ребята окружили паренька.
— Комиссия? — спросил он.