Вокруг поговаривали, что он, пожалуй, слишком увлекается опытами, в мойеровской гостиной заводили разговоры о его жестокости, белоснежна Катенька хныкала, жалеючи телят и собачек, — вон и Жуковский Василий Андреевич морщится неодобрительно и даже опасливо передергивает плечами.
Пирогов сердился:
— Теленок, который ждет моего завтрашнего опыта, принесет больше пользы человечеству, чем его собрат, съеденный нынче за обедом!
Чай пить не оставался, говорил раздраженно, что спешит в мертвецкую, сам, быстро шагая, отправлялся в кондитерскую Штейнгейзера, славившуюся яблочными пирожками, на свои медяки брал пирожок, экономно заваренный буфетчиком чай в белом фаянсовом чайнике — пусть они там приканчивают бисквит, ищут в нем свое бобовое счастье!..
Он думал: счастье — это, наверно, парение птицы. Когда все уравновешено — собственная тяжесть, и притяжение земли, и форма тела, и потоки воздуха.
Пирогов писал: хирург наслаждается уверенностью, если голова его не легче и не тяжелее руки.
…Темой диссертации он избрал перевязку брюшной аорты, выполненную до того времени — и то со смертельным исходом — лишь однажды английским хирургом Эстли Купером. Пришлось воевать с прославленным англичанином. Купер многого ле увидел, что открыл и осмыслил Пирогов.
Передергивают плечами — Пирогов жесток; но только большая серия опытов показала, что разные животные по-разному отвечают на одно и то же вмешательство в зависимости от их величины, анатомического устройства, а одни и те же — в зависимости от способа производства операции.
Крутят носом — Пирогов-де пропитался миазмами покойницкой; но что прикажешь делать, когда надо свести воедино хирургию и анатомию, физиологию и патологию, уравновесить руку и голову.
Выводы пироговской диссертации были одинаково важны и для теории, и для практики. Он первый изучил и описал топографию, то есть расположение брюшной аорты у человека, расстройства кровообращения при ее перевязке, пути кровообращения при ее непроходимости, объяснил причины послеоперационных осложнений. Он предложил два способа доступа к аорте: чрез-брюшинный и внебрюшинный. Когда всякое повреждение брюшины грозило смертью, второй способ был особенно необходим. Эстли Купер, в первый раз перевязавший аорту чрезбрюшинпым способом, заявил, познакомившись с диссертацией Пирогова, что, довелись ему делать операцию вновь, он избрал бы уже иной способ. Это ли не высшее признание!
…По неписаному дерптскому правилу, докторант, отправляясь на дом к декану сдавать экзамены, высылал впереди себя несколько бутылок вина, чай, сахар, торт и шоколад для угощения профессоров-экзаменаторов. Пирогов поступил не по правилам, и не подумав упредить свой приход установленным оброком, — деканше пришлось сооружать чайный стол за собственный счет. Она потом две недели не могла успокоиться, на чем свет стоит бранила несносного Пирогова. Хорош доктор медицины! Мало что явился с пустыми руками: когда декан во время экзамена предложил ему чашку чая, ничуть не смутился, и в сахарницу залез не щипчиками, а прямо пальцами!..
Кроме устного ответа на сорок четыре вопроса из двадцати двух научных дисциплин, от кандидата на степень доктора требовали две письменные работы. В одной из них, посвященной удалению щитовидной железы, Пирогов вывел некоторые общие правила:
"Рассуждая о какой-нибудь хирургической операции, я имею обыкновение всегда ставить перед собой следующие вопросы:
1) Каково строение и функция того органа, который мы подвергаем операции?
2) Каково положение этого органа относительно соседних?
3) В чем заключаются заболевания этого органа?
4) Наконец, как действует на него наше механическое воздействие?"
Это был голос новой хирургии.
И уединенный дуб не сам по себе вырастает среди чиста поля: и он начинается с желудя, брошенного в почву другим деревом.
При царе Алексее Михайловиче доносили воеводы, что без лекаря "в полку у нас никоторыми мерами быть не мочно", а полки похвалялись лекарями "добрыми и учеными", умеющими "пулки вырезывать", "раны отворять", "выводить" камни и "убирать" из гнойников "вредительную мокротность". Сами же государевы "холопья бедные и беспомощные Аптекарского приказу лекарского и костоправного дела ученики" били царю челом: они во всех службах за великим государем были, ратных раненых людей лечили, и теперь в Москве в приказе днюют и ночуют непрестанно, и в посылки ходят, и всякую работу работают, но им, "людишкам бедным и скудным", годового жалованья не указано, а лекарям-иноземцам царское жалованье и месячный корм идет большой — "ныне, государь, хлеб, харч и дрова — все дорого, и нам, бедным, в нынешнюю хлебную дороговлю с женишками и с детишками прокормиться нечем".