Он ехал на фронт для инспекции лазаретов, но это форма: он, хотел того или нет, сделался главным консультантом по всем вопросам медицинского обеспечения армии — вот суть.
Работа по-прежнему покоряется ему, и он по-прежнему радостно покоряется, всего себя отдает требовательному делу. Он не разучился летать. Он не желает думать о своих шестидесяти семи. Что ж, пусть недослышит словцо в разговоре, но он слышит, как неумолчно шумят моря, растут и разрушаются горы, звезды двигаются. Пусть запамятовал имя какого-нибудь медицинского капитана или пехотного полковника, но он ни на миг не забывает о страданиях и нуждах отдельного человека и всего человечества.
Осмысляя и связывая в уме все, что понял за долгую жизнь у постели больного и на полях сражений, он выведет перед смертью в своих записках: и в каждом отдельном живом организме, и во всем живом мире все направлено к тому, чтобы сохранить и утвердить бытие, противодействовать разрушению.
В Гейдельберге Пирогов завершил знаменитый труд "Начала общей военно-полевой хирургии". С фронта франко-прусской войны он привез "Отчет о посещении военно-санитарных учреждений в Германии, Лотарингии и Эльзасе в 1870 году". С фронта русско-турецкой — "Военно-врачебное дело и частная помощь на театре войны в Болгарии и в тылу действующей армии в 1877–1878 годах".
Эти три книги составили своего рода трилогию: в них сосредоточено учение Пирогова о военной медицине.
Отчет о кавказском путешествии 1847 года предваряет пироговскую трилогию, как бы пролог к ней.
Труды прошлого, как правило, много комментируют, со временем люди охотнее изучают комментарии, чем сами труды. Лишь классические творения не боятся времени. Они всегда современны и своевременны, новые поколения читают их по-новому, находят в них свое.
"Начала" — хорошее, емкое слово: это и основные положения, и исток, корень дела, которому расти ввысь и вширь, развиваться, крепнуть. "Начала" — значит, точка не поставлена: годы идут, страницы книги становятся страницами истории, но не остаются в прошлом, живут и еще будут жить впереди. Это — вечная неисчерпаемость классики.
Во время Великой Отечественной войны пироговские "Начала" остались началами, а не седым памятником старины. Выдающийся советский хирург Н. Н. Бурденко, много потрудившийся на благо военной медицины, писал: "Классические труды Пирогова до сих пор привлекают внимание современных военно-полевых хирургов своим богатством идей, светлыми мыслями, точными описаниями болезненных форм и исключительным организационным опытом".
"Начала" — это выводы из того, что делал, что думал, кем был Пирогов на войне — в Кавказских горах и в осажденном Севастополе, на полях Европы и в Болгарии.
Он, как всегда, начинает, казалось бы, с подробностей, с частностей. Снова поразительная пироговская все-объемлемость, поразительно кропотливое проникновение в каждую малость. Сведения об устройстве госпиталей и перевязочных пунктов. О "сортировке" раненых и об их транспортировке. Скрупулезное исследование о "действии огнестрельных снарядов на органические ткани". Описание ранений головы, лица, шеи, грудной, брюшной, тазовой полостей, конечностей — описание такое подробное, что, в какую точку тела ни попади пуля, она непременно "пробьет" какой-нибудь раздел или параграф пироговских "Начал".
Подробность доведена до ювелирного гранения. Разбирая действие огнестрельных снарядов, Пирогов находит различия, "зависящие: 1) от величины снаряда; 2) от измененного направления; 3) от удара при полете и на излете; 4) от угла; 5) от раскола на несколько кусков; 6) от внесения посторонних тел; 7) от свойства снаряда (был ли он массивный или полый); 8) от свойства поврежденной ткани". Этому предшествует изучение разрушительного действия огнестрельных снарядов в зависимости от массы, меткости и скорости, чему, в свою очередь, предшествует изучение вопросов меткости и скорости стрельбы в зависимости от формы снаряда, от устройства дула и зарядной части ружья, от силы давления, производимого вспышкою газов.
Но от дотошности книга не скучнее, наоборот, интереснее. Иногда книги бывают излишне подробными, потому что автор не верит читателю, старается сам все объяснить. Пироговская подробность — это новые и новые точки зрения, точки ведения. Будто смотрит с горы: чуть вправо шагнул, чуть влево — и взору открываются новые дали. Пироговская подробность дает простор для додумывания. Но сам он смотрит не только вправо, влево, он поднимается все выше, устремляет взгляд все дальше, подробности по обыкновению обобщаются, и постепенно перед читателем открывается громадная, во всех деталях видная и взаимосвязанная картина. И тогда Пирогов предлагает выводы.