Ваня задумался. Хоть и не так глубоко, но он понял ту суть, которую хотел донести до него седой старик.
– Да, наверное, вы правы. Интересно, почему я раньше собак так не любил?
На лице старика расплылась улыбка.
– Скажите, пожалуйста, вы вроде бы такой хороший, почему вы ни с кем не общаетесь? – задал очередной вопрос Ваня. Ему хотелось поподробнее узнать, почему старик был таким – странным.
Старик нахмурился, молча привстал с кровати, чтобы насыпать псу корма.
– Понимаешь, – начал он, – я больше так не могу – мне просто надоело жить с этими людьми, которые только и ждали, что я помогу им во всём, когда сами порой не спрашивали, как у меня дела. И знаешь, иногда я просто брал и переставал им помогать – всем – отвечать на их просьбы, просто стал игнорировать. Так знаешь, что тогда произошло? Они поняли свою ошибку? Нет, абсолютно нет! Они решили, что я – самовлюблённый тип, который был их другом, а внутри оказался “очень нехорошим человеком”. Вот так вот. А ты говоришь, люди… Они давно уже не люди. Хотя, нет, они – люди, но по отдельности человеком я никого не назову.
– Даже меня?
– Ты ещё очень мал. Человеком нужно стать. Со временем и ты им станешь, если, конечно, не вырастешь таким, какие составляют большую часть нашего общества.
– Нет, я не стану таким – я сделаю всё, чтобы не быть таким.
– Я очень рад, если это будет так, – с улыбкой произнёс старик, – Ну что ж, тебе пора домой.
Ваня отдал термос старику, тот поставил его на стол и помог Ване встать с кровати. Держа Ваню под руку, они вместе вышли на крыльцо. Пёс вышел следом.
– Я хочу вам сказать, что у вас прекрасный вид отсюда.
– Да, это точно. Он просто прекрасный. Ради такого вида я бы отдал всё. Хотя так и вышло. Давай, осторожно…
Они аккуратно спустились по ступенькам и направились к тропе. Море было абсолютно спокойным, небо было чистым, солнце наполовину закатывалось за горизонт – за море. Они шли и молчали, оба смотрели в сторону моря, оба смотрели на закат и понимали – на это можно смотреть вечно. И только пёс не смотрел на него, а быстро-быстро то обгонял спутников, то возвращался и кружил вокруг них, издавая нередкое “гав!”.
– Скажите, – прервал тишину Ваня, – это у меня последствия удара, или ваш пёс на самом деле улыбается?
– Тебе не кажется, это так. Это зря все думают, что животные, в частности собаки, не могут улыбаться – могут и улыбаются. Просто никто не пробовал это развидеть. А вы просто раз накормите его и выйдите погулять и тогда посмотрите на его морду – на эту радостную и улыбающуюся морду. Эта улыбка означает одно – ваш друг счастлив!
Так они дошли до тропы.
– Ну что, дальше я не пойду; ступай, а Друг с тобой пойдёт, проводит тебя до самого дома.
– Нет, я боюсь один идти! – возразил Ваня.
– А ты не один пойдёшь, я же говорю – с Другом, чем тебе не компания?
Пёс издал радостный лай и улыбнулся. Ваня увидел это и рассмеялся:
– И правда! Прости меня, Друг, дай лапу! – и протянул руку псу, а тот мигом протянул правую переднюю лапу в ответ.
– Ну, вот и славно, давайте, идите, поздно уже, – сказал с ноткой грусти старик.
– Да, вы правы. До свидания!
И Ваня с Другом направились по тропе мимо высоких сосен к дому. Вдруг из-за спины раздался мягкий крик:
– Ты, если что, заходи ещё.
Ваня обернулся:
– Хорошо, спасибо вам! – и махнул рукой. Старик махнул в ответ, и Ваня продолжил идти, как вдруг его осенило, он обернулся и громко крикнул:
– Дедушка, а как вас зовут?
Старика уже не было видно, но сквозь крик птиц и лесную тишь Ваня услышал:
– Алексей.
Глава 5
Добравшись до дома, Ваня распрощался с псом, который лизнул его по щеке и, виляя хвостом, убежал по тропе обратно, и вошёл в дом, где его уже ждали родители, чтобы отругать за столь долгие прогулки неизвестно где. Но только ему стоило войти, как Ольга Андреевна мигом обратила внимание на повязку у сына на голове.
– Боже мой, Ванька! Тебя где носило?! – вскрикнула мама.
– Мы с матерью тут уже перепугались все, ходили, искали по городу, хотели уже обзвонить всех, а тебя нигде нет, – добавил отец, – И что это, красавец, у тебя на голове лучше объясни?
Ольга Андреевна бросилась обнимать сына, а отец стоял, опираясь на стену, скрестив руки на груди.