— А потом?
— Третья стадия. Несколько убедительных шрамов. Для маскировки. На тот случай, если кто-нибудь заинтересуется, почему пальцы не оставляют узора. Тогда я скажу, что была автокатастрофа, я обжег и изуродовал ладони…
— Узор все равно восстановится.
Никитин выпятил губу.
— Знаю. Природу не обманешь. Но восстановится — не сразу. Через полтора или два года. К тому времени я уже надеюсь полностью обосноваться на новом месте жительства. Ты выпей. Выпей. Я тоже пью все время — болят, сволочи, сил нет…
Матвей опрокинул содержимое первого попавшегося стакана. Оказалась водка.
— А ты, Кактус? — спросил он. — Кто будет резать твои пальцы?
— А мне не надо резать пальцы, — весело ответил Кактус. — Я, в отличие от господина Никитина, не судимый. Моих отпечатков в ментовских архивах нет. А вот господин депутат наследил… По молодости… Впрочем, какой сейчас депутат — без судимости?
— Вы ненормальные, — искренне сказал Матвей.
— Конечно! — рассмеялся Кактус. — Еще какие! У нас тут один нормальный — это ты. Гордись.
Шокированный гость покачал головой.
— Значит, ты, господин депутат, решил — в бега?
— Решил.
— Почему?
— Долго рассказывать.
— Как такое может быть? — Матвей не счел нужным скрыть нарастающее изумление. — Ты же величина! Тебя знают! Я тебя на банкете в Кремле только недавно по телевизору видел!
— Они меня и прищемили. Ребята из Кремля.
— Почему? За что?
— За то, что слишком везучий. — Политикан вздохнул. — Власть — чересчур заманчивая вещь. Меня… занесло слишком высоко. Скажем так, не «занесло», а «занесли»… Но это неважно… Когда опомнился — понял, что нажил врагов больше, чем денег… Кактус, прикури-ка, что ли, мне сигаретку…
— Надеюсь, — тихо сказал Матвей, — меня ты в числе своих врагов не держишь.
— Дурак ты, прости господи. Если бы держал, разве стал бы я тебе все рассказывать и показывать?
— А я на твоем месте вообще бы никому не показал.
— Ерунда, — Никитин дернул щекой, и Кактус вынул сигарету из его рта, стряхнул пепел и снова протянул ее навстречу губам бывшего большого человека. — Ты же не знаешь, Матвей, куда именно я бегу. И главное — от кого… Через неделю, после третьей операции, нас уже здесь не будет. Переедем в другой домик. Такой же, как этот. Домиков у меня много. Ни один нигде не засвечен. Правда, Кактус?
— Надеюсь, что да, — осторожно сказал очкарик. — Пора температуру мерить, Иван.
— Что касается девок, — мрачно продолжил Никитин, как бы не расслышав, — то Наташка — свой человек. Вторая шлюха — ее протеже. Глухонемая. Профессиональная стриптизерка, кстати. Исполняет так, что у меня внутри все прыгает. — Никитин опять дернул щекой, и снова Кактус помог ему с сигаретой. — Зачем я это тебе показал? Затем, что я тебе доверяю. Ты хоть и бываешь, Матвей, в отдельные моменты дураком, но никогда не бываешь мразью. Ты нормальный человек. Ты меня вряд ли моим врагам продашь. Особенно после того, как я тебе простил триста тысяч долга.
— Нет, — Матвей посмотрел собеседнику прямо в переносицу. Если так направить взгляд, то всем кажется, что он устремлен прямо в глаза. — Не продам.
— Надеюсь, ты никому не сказал, куда и зачем сегодня поехал?
— Конечно, нет.
— И жене не сказал?
— Никому.
Никитин помолчал, тяжело посопел носом.
— Ладно. Не будем о грустном. Кактус, ты у нас сегодня сомелье, дирижер пьянки, — давай, начинай. Или нашему гостю лучше сначала потянуть пяточку хорошей дури? Для возбуждения аппетита?
— Исключено, — серьезный Кактус покачал головой. — Если начать с марихуаны, то ему потом не пойдет алкоголь, он его вырубит, обездвижит… Короче, глупо это. Умные люди сначала едят, потом пьют, потом курят. А самые умные — сначала чуть-чуть поедят, потом чуть-чуть выпьют, потом чуть-чуть покурят, потом на второй круг заходят и на третий… Жаль, тут бассейна нет. Курнуть и поплавать — святое дело…
— Короче! — грубо сказал Никитин.
— Короче, начнем с аперитива. Предлагаю таковым рассматривать джин-тоник. Потом вдарим по овощному салатику, очень легкому, с растительным маслом…
— И на бильярде.
— На бильярде? — почти отсутствующие брови Кактуса поползли вверх. — А чем ты будешь играть — носом?
— Ах черт, я и забыл совсем…
Оба они — кредитор Матвея и его приятель, — глядя друг на друга, расхохотались — свободно, оглушительно, на полном дыхании, широко разевая рты и запрокидывая головы. Матвей ощутил, что против его воли мускулы щек сильно дернулись, и широчайшая улыбка поползла поперек лица: лучезарная, искренняя, от уха до уха. Счастливая гримаса человека, с чьей души вдруг в один короткий миг сорвался тяжкий груз.