Но он придумал, как с этим бороться. Он сделает ей ребенка. Алан чувствовал, что семья и сильный материнский инстинкт, которым, как он был уверен, обладала Эбони, позволят ей избавиться от единственной ее слабости. Алан не смог бы еще раз вытерпеть то, что вытерпел со вчерашнего вечера. Само воспоминание о происшедшем было для него непереносимым. И все же это было уже в прошлом, а Стивенсон на следующей неделе улетает в Париж. Как бы ни было чертовски трудно, он должен забыть про свою боль, научиться прощать.
Но сможет ли она простить его?
Да… если он правильно понимает свою Эбони, это будет не так просто.
Когда она пришла в чувство, то обнаружила, что находится на руках у Алана и он несет ее внутрь катера. На нем были одни лишь шорты. В угрюмом молчании он осторожно спустил ее по крутой лесенке и пронес через камбуз и маленькую гостиную. Она все еще не могла понять, в чем дело.
— Что… что случилось? — спросила она, когда он остановился у двери в единственную спальню.
Он посмотрел ей в лицо. Боже, он выглядит ужасно, удивленно подумала она, какое напряженное лицо.
— Ты упала в обморок, — коротко сказал он.
— В обморок?
— Да, в обморок. Вероятно, при виде крови.
— Крови? — Ее голос звучал слабо и дрожал. Потом она, видимо, вспомнила о порезанной ноге, но, когда нагнулась, чтобы взглянуть на нее, Алан приказал:
— Не смотри! Закрой глаза и постарайся расслабиться.
— Хо… хорошо, — согласилась она и, обняв еще слабыми руками его обнаженный торс, прижалась к нему.
И только тогда, вспомнив все, она вдруг похолодела. Что я делаю? Обнимаю человека, который не любит меня, который хочет от меня только одного?
Если он и обратил внимание, как она внезапно напряглась, то не показал вида, а может быть, был слишком занят, открывая дверь каюты и укладывая ее на широкую кровать.
— Ты лучше бы сняла этот мокрый костюм, — грубоватым тоном сказал он. — Ты совсем замерзла. А я пойду за аптечкой. Вот возьми пару полотенец. — И перед тем как выйти из комнаты, он сдернул их с вешалки над маленьким умывальником и кинул на кровать.
Эбони посмотрела ему вслед. Замерзла? Да, но не от холода, а от ужаса своего положения и ощущения полной беспомощности.
Тут она почувствовала, что вся дрожит, и поняла, что действительно замерзла. Со злостью и отчаянием она сорвала со своего все еще влажного тела костюм и швырнула ненавистную вещь в угол. Обернув одним из полотенец мокрую голову, другим она вытерла досуха свое дрожащее тело и, завернувшись в одеяло, спустила ноги с кровати, чтобы не запачкать постельное белье. Пол был из полированного дерева, ему ничего не сделается.
А какое ей дело до его чертового постельного белья или вообще до него самого, раздраженно подумала она. Он был жесток, бессердечен и настолько самонадеян и эгоистичен, что почти не скрывал этого. Неужели он надеется, что после всего она выйдет за него замуж? Она хотела быть настоящей женой, а не узаконенной любовницей. А у него на уме именно такой брак, если он вообще думает о браке!
Она ожидала появления Алана, и внутри нее вскипал гнев, но, когда он с мрачным видом вошел в каюту, взял ее ногу и нежно погладил ее, все заготовленные злые слова застряли у нее в горле.
— Когда я увидел тебя лежащей без чувств на палубе, а потом кровь, то чуть не умер, — откровенно признался он. — Хорошо, что рана неглубокая. Но ее все равно надо обработать.
Она увидела, как нежно он проделал все, что нужно: сначала остановил кровотечение, потом продезинфицировал рану и заклеил ее большим куском пластыря — и почувствовала комок в горле.
— Все в порядке, — наконец сказал он, но продолжал держать ногу и поглаживать ее, хотя знал, что тем самым скорее возбуждает, чем успокаивает ее.
Подошвы ее ног всегда были крайне чувствительны к прикосновениям, и Алан часто использовал это в своих целях. И сейчас делал то же самое, внимательно наблюдая за ее реакцией, довольный, что она отвечает на ласку. Но кульминация наступила, когда он поднес ногу ко рту и начал при этом, по-прежнему пристально глядя ей в глаза, целовать и посасывать поочередно пальцы. И когда он наконец положил ее ногу обратно на кровать, глаза ее были широко открыты от возбуждения.
— Извини, — пробормотал он, продолжая нежно ласкать ее ступни и лодыжки. — Я не должен был говорить тебе этих слов. Теперь я понимаю, как ужасно они звучали. Не знаю, что меня заставило так поступить. Эта неделя мне дорого обошлась, я был вне себя от желания. Скажи, что ты простишь меня, дорогая. Скажи, что все еще любишь меня…