— Почему?
Она помедлила, потом тихо сказала:
— Я не одна.
Гарри неопределенно хмыкнул.
— Ах, вот в чем дело. Так какие трудности? Ты намекнула ему, что в его услугах больше не нуждаются, а он не понял намека?
— Что-то в этом роде.
— Понятно… — Он устало вздохнул. — Ну что ж, избавься от него на некоторое время, любовь моя, и быстренько приезжай сюда. Если дело действительно обстоит так плохо, как кажется, то, по-видимому, тебе нужна жилетка, куда можно было бы поплакаться.
Она почувствовала комок в горле.
— Ты так добр ко мне, Гарри.
— Разумеется, все мои прежние знакомые говорили это. Я добрый малый. Но скажи мне одно. Обычно в кино — да и в жизни тоже — отрицательные герои порывают с женщинами. Впрочем, неважно. Я буду тебя ждать, любовь моя. Пока. — И он повесил трубку.
Эбони осторожно положила свою, но когда повернулась, в дверях спальни с грозным выражением лица стоял Алан.
— Ты не можешь выйти замуж за Стивенсона, — заявил он. — Ты не любишь его.
Она смотрела на него, стоящего абсолютно голым как ни в чем не бывало. И выглядел он необычайно привлекательным. В его стройном, высоком теле не было ни грамма жира, а редкий темный волосяной покров придавал ему несколько первобытный вид. Дать ему в руки копье, и получится неплохой дикарь, с горечью подумала она.
— Откуда ты знаешь? — спросила Эбони, откинув за спину упавшие на лицо волосы.
— Потому что ты не способна никого любить, — хрипло сказал он.
Она коротко рассмеялась, наполовину недоверчиво, наполовину вызывающе.
— Разумеется, не такого человека, как ты!
Его синие глаза на мгновение сверкнули, потом взглянули на нее с холодным презрением.
— Тогда почему же ты продолжаешь спать со мной?
Она пожала плечами.
— Вероятно, я мазохистка.
— Скорее всего, не мазохистка, а гедонистка. Ты любишь удовольствие, Эбони, а не боль. И не можешь отрицать, что я даю тебе это удовольствие.
— Я и не собираюсь отрицать это.
Когда она, направляясь в ванну, проходила мимо него, он вдруг схватил ее за запястье и сжал его как в тисках.
— Ты не можешь уйти от меня к Стивенсону, — сказал он срывающимся от бешенства голосом.
Она встретилась с ним взглядом, удивленная лишь эмоциональной дрожью в его голосе. Может быть, в нем заговорила любовь, подумала она и немедленно отмела это смехотворное предположение. Нет. Это не любовь. Чувство собственности. Ревность. Мужское самолюбие. Но не любовь. Сердце Алана не принадлежало ей. Если, конечно, у него было сердце. В последнее время она начала сомневаться в этом.
— Я должна поговорить с ним, — призналась она и добавила: — Должна сама сказать ему, что не собираюсь выходить за него.
На этот раз она не сомневалась в том, что в глазах Алана она увидела облегчение. Но это ни о чем не говорило, кроме того, что он не собирается отказываться от личного источника легкодоступного секса. Доступного во всех отношениях — эмоционально, финансово и физически. Какой же мужчина захочет отказаться от такого удобства?
Он собрался снова обнять ее, но она вывернулась из его захвата и шагнула назад.
— Нет, — холодно сказала она. — Мне надо принять ванну и одеться. Потом я должна идти.
— А как насчет завтрака?
— Я не собираюсь завтракать. Если хочешь, приготовь себе сам.
Он язвительно усмехнулся.
— Очень любезно с твоей стороны.
— О, нет, я вовсе не любезна с тобой, Алан. Если уж на то пошло, ты приходишь ко мне не для того, чтобы выслушивать любезности, не так ли?
— Да, это уж вряд ли.
— Тогда не обессудь. Ты добился своего. Я не выйду за Гарри. Что тебе еще от меня надо?
— Ровным счетом ничего, — отрубил он.
— Тогда, если позволишь…
Он смотрел, как она направляется в ванную комнату, и в душе его разгоралось темное, злобное чувство. Что ему от нее еще нужно? Ему хотелось, чтобы она ползала у его ног, умоляя приходить почаще, чтобы ее преследовало то же слепое, мучительное желание, которое даже сейчас заставляло его кровь бешено струиться по венам, превращало тело в тугой клубок нестерпимой боли.
Только ощущение, что, овладев Эбони этим утром, он некоторым образом ударит и по себе, заставило его отказаться от такого пути облегчения своих страданий. Ему оставалось только дождаться ее ухода, подставить свое ноющее тело под ледяной душ и ждать, пока не почувствует себя в состоянии встретить наступающий день.
А сейчас он нырнет обратно под одеяло и сможет занять время обдумыванием того, каким образом он мог бы отомстить этому созданию, которое уже годами вяжет из него узлы.