Приблизительно месяц он нас мурыжил, потом вызывает: проект наш пробился во второй тур.
Подмигивая, вывели его на улицу, провели мимо всех ресторанов — и неожиданно вводим в пышечную, берем три пышки обсыпные, три бумажных стаканчика кофе. Потом в эти же стаканчики, влажные, разливаем под столом бутылку портвейна... Все!
Но, как оказалось, Дзыня нас нагрел, а не мы его! Выяснилось, что никаких двух туров и нет, все проекты рассматриваются одновременно и равноправно, а рассмотрение состоится на Всесоюзной архитектурной конференции в Ереване.
Летели мы в Ереван на Ту-154, на высоте пятнадцати тысяч метров... Леха нервничал все, в иллюминатор смотрел. Далеко внизу, на белых облаках, тень нашего самолета бежала, как крестик.
— Страшно, если вдуматься, — Леха говорит. — Пятнадцать километров до земли!
— Что страшного-то? — отвечаю. — На такси — трешка!
Стали снижаться наконец. Окунулись в облака. Потом удар, в иллюминаторе побежало рыжее поле, на краю поля — вислоухий вертолет.
Вышли на трап, первое ощущение — сухой горячий воздух, как на сковородке. Над горизонтом, будто облака, две белые вершины, иногда оттуда доносится короткое ледяное дыхание, словно глоток холодной воды после чашки густого горячего кофе.
Рассадили нас по машинам — каждому участнику отдельная машина, — повезли через Ереван. Да, неспроста Ереван местом архитектурной конференции выбран — замечательно строят! Дом молодежи, — огромный кукурузный початок... Хранилище древних рукописей — Матенадаран...
В Доме техники, где конференция собиралась, толпа гудит в холле, люди тасуются, руки пожимают.
— И Жупелов здесь! — почему-то шепчет Леха. — Академик Аскетян! Все!
Вечером поместили нас в гостиницу. Ужинаем в буфете на этаже, Дзыня появляется с завязанным горлом.
— Вы разве не знаете, — надменно говорит, — я простужен!
Как будто все в мире непременно должны об этом знать!
Долго куражился, требовал у буфетчицы подогреть шампанское. Только буфетчица кремневая оказалась — такую и охладить не заставишь, не то что подогреть!
— Ладно, — Дзыне говорю. — Иди сюда. У нас есть.
— А теплое? — капризно спрашивает.
— Теплое, — говорим, — целый день за пазухой носим.
Подсел Дзыня к нам, говорит:
— Только вы сами открывайте, и поосторожней, а то я очень изысканно одет, боюсь забрызгаться...
Вот это человек!
Выпил все наше вино, потом говорит:
— Наши очаровательные хозяева добавили нам еще несколько экскурсий — на озеро Севан, в храм Гехард...
— Замечательно! — говорим.
— ...так что число сообщений на конференции придется, видимо, сокращать. Понимаете?
— Понимаем.
— Ну хорошо. — Дзыня говорит. — Пойду, чтобы не отвлекать вас своим обаянием.
Ушел. Леха говорит:
— А ведь возьмет и не выпустит нас!
— Выпустит!
Тут Леха снова за старое принялся:
— Все равно Бескаравайный нас победит! Сам знаешь, что это за человек, — растет на глазах!
Потом рассказывать стал откровенно, что есть у него, оказывается, застарелый какой-то враг: звонит его жене, когда его нет, и всякие гадости про него говорит, и главное — все в точку! Стал подробно рассказывать, как ко встрече с этим врагом готовится: каратэ, с бегом по потолку, стрельба по-македонски.
— Да брось ты! — говорю. — Нет у тебя никакого врага!
— Как это нет? — обиженно.
— А так и нет. Врага, как и все на свете, надо создавать своим трудом, долго и упорно. А откуда у нас время еще и на это?
— Так, думаешь, нет его?
— Конечно, нет.
— Выходит, я сам себе и звоню?
— Ну конечно!
— Твой оптимизм меня просто бесит, — Леха говорит.
— Ничего, — говорю. — Он всех бесит.
Наутро сделали мы сообщение... Колоссально! Сам академик Аскетян нас обласкал! На следующем заседании сообщили: нашему проекту культурного центра — первый приз!
Проект же Бескаравайного, как выяснилось, рядом не лежал. Такой удивительный оказался человек: рос только на глазах, причем только на наших. Лишь исчезал с глаз — сразу же переставал расти!
Да что Бескаравайный! Подумаешь! Если мы и были в его тени — значит, не с той стороны падало солнце...
— Как-то все не так, — Леха озабоченно говорит. — Должны же быть трудности, тысячи преград!
— Ох, мать честная! — говорю. — А я и забыл!
Аскетян, руки нам пожимая, говорит:
— А я почему-то думал, что вы моложе.